"Роберт Уоррен. Приди в зеленый дол" - читать интересную книгу автора

углу веранды, словно была без сил. На ее узких опущенных плечах висела
широкая старая коричневая куртка. Лицо ее было бледнее прежнего, глаза
глядели безучастно. Шел дождь, а она так и стояла с непокрытой головой.
Несколько прядей темных волос прилипли к мокрой щеке. То ли она не замечала
этого, то ли ей было все равно.
- Ладно, - решил он. - Остаюсь.
Да, пожалуй, стоило остаться. Им и в голову не придет искать его здесь.


ГЛАВА ВТОРАЯ


Маррей Гилфорт осторожно вел свой новенький, ослепительно белый бьюик
по разбитой каменистой дороге вдоль ручья. Хотя он мог себе позволить ездить
в белой машине с откидным верхом и обычно держал верх открытым и даже снимал
шляпу, чтобы подставить лицо солнцу, но отказаться от темно-серого костюма,
застегнутого на все пуговицы, темного галстука и строгих черных полуботинок
он не мог. Разве что в жаркий день. День сегодня стоял ясный, чистый, солнце
припекало, однако в воздухе была прохлада, а когда машина Маррея Гилфорта
въезжала в тень или приближалась к ручью или к обрыву, чувствовался холодный
ветерок, будто подводный ключ в теплом озере. Так что, едва въехав в долину,
он застегнул свое серое твидовое пальто и аккуратно надел серую фетровую
шляпу.
Да, Маррей Гилфорт мог себе позволить ослепительно белый бьюик. Но,
глядя в трельяж лучшего портного Чикаго и видя свое округлившееся брюшко,
бледность, которую не удавалось скрыть ни солнечным, ни искусственным
загаром, лысеющую круглую голову с начесанными на лоб волосами, он каждый
раз приходил к убеждению, что светлый костюм уже не для него.
Впрочем, это было не убеждение, а скорее смутная печаль, которая порой
обращалась в беспричинное раздражение, и он ни с того ни с сего делал
портному резкое замечание, а то с надеждой бросал взгляд на свой профиль в
боковом зеркале, отмечая, что у него хороший прямой нос, и героически
втягивал живот. С некоторых пор, глядя на какого-нибудь седого и плешивого
портного, присевшего на корточки, чтобы отметить длину его брюк, он тешил
себя мыслью о том, что, наверное, этому старику давно уже отказано в
кое-каких земных удовольствиях; при этом он испытывал к портному приятную
жалость.
Маррей упрямо притворялся, что не помнит, откуда пошла эта жалость.
Он был тогда делегатом конференции юристов в Чикаго, приехал один -
жена его была нездорова. Однажды вечером он выпивал с известным
вашингтонским адвокатом - крупным, полным мужчиной с ранней сединой и
правильными чертами лица, Алфредом Милбэнком, которому нравилось, когда его
принимали за Стетиниуса, тогдашнего государственного секретаря; и вот этот
Милбэнк после минутного молчания решительно поставил на стол пустой стакан и
заявил:
- В этом самом Чикаго три миллиона населения, и половина из них - в
юбках. Я не намерен пройти мимо этого факта.
Сказав так, Милбэнк вытащил книжечку в черном сафьяновом переплете и
начал листать ее. Найдя нужную страницу, он ухмыльнулся во всю ширь своего
раскрасневшегося лица.