"Роберт Пенн Уоррен. Невстревоженные острова" - читать интересную книгу автора

приступить к церемонии прощания. Наконец Фил Алберт и миссис Дарлимпл
сказали друг другу до свидания. До свидания и веселого Рождества.
В прихожей, держа пальто Фила Алберта, он чувствовал себя очень глупо.
У двери он пылко, как человек, желающий загладить вину, жал протянутую ему
руку, стараясь не смотреть в лицо уходящего гостя из страха увидеть на нем
усмешку, и раз за разом повторял: "До свидания".
После того, как Фил Алберт сбежал по ступеням, он остался стоять в
открытых дверях; на улице дул холодный ветер, мимо пролетали редкие
снежинки, а он все смотрел, как юноша подходит к машине, влезает в салон. Он
ещё раз крикнул: "Веселого Рождества", но понял, что голос его потонул в
уверенном, наглом реве мотора.
Резкий ветер трепал две декоративные елки у входа, они напоминали
старух в черных изодранных платьях, просящих милостыню у дверей. Он
расправил плечи и снова ощутил, хотя и слабее, привычную радость, оттого что
впереди воскресный вечер. Потом жена крикнула:
- Закрой дверь!
Он точно знал, в каком положении застанет её, когда войдет. Она будет
стоять перед камином, неподвижно, словно возбуждение вечера истощило её
силы; черное шифоновое платье в сочетании с бледной кожей и светлыми
волосами на её хрупкой фигуре кажется странно невесомым, словно с чужого
плеча, однажды он даже заподозрил, что оно взято напрокат; и грудь её,
заметная, но не слишком большая, будет вздыматься и опадать, выпуская
возмущенные, отрывистые вздохи.
Он прикрыл тяжелую дверь, в три шага пересек прихожую и вошел в
комнату.
Именно так она и стояла.
- Я думаю, Алиса, - провозгласил он, предварительно откашлявшись, - я
думаю, что должен довести статью до конца. Предмет ранее не рассматривался с
этой точки зрения...
Она посмотрела на него долгим, пристальным взглядом, сказала: "Какой
предмет?.. Ах, это..." - и снова умолкла. Театрально отставленная сигарета,
которую она сжимала в тонких, нервных пальцах, испускала завитки дыма.
Пока он шел к ней по ковру, - с опаской, будто ступая по ненадежной
поверхности, где немудрено поскользнуться и потерять ненароком чувство
собственного достоинства, - его охватило желание, смешанное с раздражением,
но сильное.
- Алиса, - сказал он, не очень понимая, что говорить дальше.
Она снова посмотрела на него.
- Ты был очень груб с Филом, - сказала она.
- Груб? - повторил он.
- Почему ты грубил ему? - сказала она таким тоном, будто задавала
вопросы из катехизиса.
Он чуть было не ответил: "При сложившихся обстоятельствах я имел право
быть грубым", но промолчал. Подумал: она сердится, потому что я сказал этому
балбесу то, что должен был сказать. Она не верит, что я и вправду поеду
домой. А я поеду.
- Почему ты грубил? - терпеливо допытывалась она.
Он почувствовал глубоко в груди крохотное ядро слепого, безотчетного
гнева. Оно ширилось, росло внутри него безмолвно и слепо.
- Раньше ты никогда себе такого не позволял.