"Оливия Уэдсли. Честная игра " - читать интересную книгу автора

отошла от него и подсела к столу, за которым играли в бридж.
Он все время старался не забыть этого разговора, чтобы передать его
Фелисити: Флип должна была понять, в чем тут дело. Но Фелисити проигралась в
бридж и была не особенно милостива, когда он вошел на цыпочках в ее комнату,
необычайно громоздкий в своей пижаме и насквозь пропахший прекрасной зубной
пастой, мылом и вежеталем.
- Ты знаешь, - начал Сэм, - эта Ланчестерша себе на уме. Она все время
говорила про старость Джервэза и молодость Филь. Это ее как будто
раздражало.
- По-моему, Леонора злилась бы и тогда, когда увидела бы, что воробей
залетел в чужое гнездо, - равнодушно ответила Фелисити. - Такова уж ее
натура; бывают такие люди на свете. Но это должно быть прямо-таки каким-то
проклятием всегда завидовать, что у другого есть что-нибудь такое, чего нет
у тебя самой!
- Да, ужасно! - согласился Сэм. Он на минуту поколебался, задумчиво
шевеля пальцами ног в своих больших ночных туфлях. - Послушай, Флип, ты не
думаешь, что Джервэз все-таки слишком стар? Мне было бы ужасно тяжело, если
бы Филь пришла к такому заключению после брака... И именно потому, что он
богат... Все-таки богатство не искупило бы этого, как ты думаешь? - Он
помолчал с минуту и добавил, украдкой посматривая на нее со смешным
выражением робости: - Ведь мы поженились по любви, и все-таки я довольно
часто, не правда ли, дорогая, раздражаю тебя?
Фелисити даже подскочила от неожиданности, а лицо ее залилось краской.
Она сделала повелительный жест своей красивой белой рукой. Ее глаза
одновременно выражали и презрение, и мимолетную нежность, и неподдельный
юмор.
- Сэм, - проговорила она, снова опуская голову на подушку, - в
настоящее время ты - единственный здравомыслящий человек, и я не хочу, чтобы
тебя мучили какие-нибудь сложные проблемы и вопросы, которых ты не
понимаешь. Лучше поцелуй меня.
- Ты изумительная, Флип. - произнес Сэм дрогнувшим голосом и обнял ее.

ГЛАВА IV

Ни один человек не слаб по собственному выбору.
Вовенарг

Джервэз приобрел вдруг нежелательную для него популярность благодаря
стараниям всевозможных газет. Если он видел свою фотографию в одной газете,
он мог быть уверен, что встретит ее еще в десятке других. Казалось, будто
для каждой газеты его жизнь и происхождение являются вопросом ее
существования; каждая считала своим долгом сообщить, что ему сорок семь, а
Филиппе девятнадцать лет.
Он принимал поздравления со стоицизмом светского человека, прекрасно
сознающего, что люди его возраста желают ему счастья с некоей задней мыслью,
а более молодые скрывают при этом улыбку. Его останавливали на улице,
интервьюировали, ему звонили по телефону, телеграфировали.
Чтобы избавиться от слишком навязчивой любезности друзей, он решил
отправиться на автомобиле куда-нибудь в деревню и пообедать там в
какой-нибудь маленькой гостинице; Филиппа все еще была в Марче и должна была