"Оливия Уэдсли. Честная игра " - читать интересную книгу автора

У него под коротко подстриженными усами промелькнула улыбка:
- Нет. Почему?
Она ближе прильнула к нему.
- Ах, я два раза поцеловала тебя, сама от себя, и раз сказала: "Люблю
тебя!" - и хоть бы ты кивнул мне в ответ. Нет, ни разу.
Джервэз громко расхохотался.
- Ты самое обезоруживающее существо в мире! - сказал он.

ГЛАВА XII

Боль в сердце и алая роза,
И мягкий южный ветерок;
Мудрость придет лишь на смену красе;
А скорбь кривит уста.
К. Кобленц

В Лондоне тоже была розовая герань, но в этом было единственное
сходство, угрюмо решил Джервэз.
Он сразу потерял Филиппу: она совсем закружилась в вихре танцев,
приемов, пикников, а в доме стон стоял от довольно пронзительного смеха,
звона бокалов с коктейлем и несмолкаемой музыки граммофона.
Он уехал на целую неделю один в Фонтелон и вернулся оттуда отдохнувший
и жаждущий увидеть Филиппу.
В Фонтелоне он снова нашел самого себя; он читал, ездил верхом и
занимался делами имения, сознавая, как ему необходима такая работа, и какую
помощь она одна могла ему оказать. Он бесконечно отдохнул душой благодаря
именно этому сознанию, которое в глубине своей таило уверенность, что его
старое "я", уравновешенное, честное "я", покинувшее его со времени войны,
опять вернулось к нему.
В долгие вечера, сидя на террасе, и следя за тем, как постепенно гас
последний отблеск заката, он много думал о будущем Филиппы и своем.
Он позволял себе мечтать в этом будущем о детях, о том сыне, по котором
так тосковала его душа. Довольно любопытно - любопытно потому, что он во
многих отношениях был так же ультрасовременен, как и сама Филиппа, - что он
считал, что дети "устроят ее, устроят их совместную жизнь".
В автомобиле он сидел нагруженный ящиками цветов, которые он сам велел
запаковать, и сам правил. А когда он, подъезжая к дому, уже замедлял ход
машины, на лестницу вышел молодой человек, легко сбежал по ступенькам и
пошел по широкой улице по направлению к Гайд-парку.
Он не заметил Джервэза, но тот его узнал: это был Тедди Мастере.
Он остался сидеть в автомобиле, наблюдая, как Тедди удалялся, и замечая
в нем каждую деталь, его походку, линию и ширину его плеч, блеск его светлых
волос под сдвинутой на затылок шляпой и каждую складку его синего костюма,
который был, пожалуй, не нов, но сидел превосходно.
Его снова обуяло то странное, ужасное чувство, которое он испытал,
глядя на танцующих Тедди и Филиппу: он чувствовал, как у него сжимается
горло. С внезапной живостью он сам вытащил ящики с цветами из машины,
нагромоздил их на лестнице и вышел.
Кто-то где-то напевал... Филиппа, и слышно было легкое шарканье ног.
Джервэз поднялся по лестнице в комнату Филиппы - пусто! Он заглянул в