"Оливия Уэдсли. Честная игра " - читать интересную книгу автора

же его лицо в это мгновение носило тот мрачный оттенок страдания, который
утончает лицо, делает его одухотворенным.
У него была фигура настоящего римлянина - стройные бедра, стройные
лодыжки и колени и та чистая линия подбородка и шеи, которая так трогает в
человеке.
В эту минуту вся его горечь куда-то исчезла; он стоял и слушал, что
говорила Филиппа, и глядел на нее с любовью, насколько мог себе это
позволить.
Вскоре наступила их очередь, и ее рука лежала в одной его руке, а
другой он обнимал ее стан.
Сквозь окутывавший ее тонкий белый шифон он чувствовал ее ускоренное
дыхание и чувствовал ускоренное биение собственного сердца, отвечавшего на
него.
Они танцевали, как луч солнца по волнам - так же легко, так же весело,
с таким же очарованием движений.
Раздались бурные аплодисменты.
- Еще раз? - выдохнула Филиппа, стоя в полутьме за кулисами. -
Повторим?
Оркестр заиграл. Словно зачарованные, они стали танцевать под музыку
Дебюсси...
Джервэзу казалось, что он смотрит на них пристальным взором души, как
если бы его взор вышел за пределы обычного зрения, и ему чудились в танце
интимность, влечение.
Он не аплодировал; его руки, холодные как лед, несмотря на жару в зале
в этот вечер, были стиснуты в карманах. Он вдруг опустил глаза, боясь, как
бы кто-нибудь не прочел в них выражения, которое, он знал, надо было скрыть.
И все это время он ощущал жгучий стыд; он знал, что мысленно оскорбляет
Филиппу, и знал, несмотря на волны ревности, грозившие захлестнуть его и
делавшие его физически слабым, что он несправедлив к ней.
Он резко выпрямился и, когда танец, наконец, кончился, вышел на балкон.
Улица тянулась перед ним, окаймленная рядами освещенных автомобилей; темные
силуэты крыш выделялись на фоне еще более темного неба; было поздно, и
только отдаленный шум движения долетал до него, терпеливый топот старых,
сильных лошадей, тянувших повозки на базар, или случайный резкий рожок
торопившегося домой такси.
"Я должен непременно взять себя в руки, - сказал он себе. - Бог знает,
что со мной случилось. Филиппа не видела Мастерса целыми месяцами... была
абсолютно счастлива со мной в Сомерсете... Я потерял почву... равновесие..."
Голос позади него, отрывистый, но неторопливый, произнес:
- Прекрасный спектакль, а?
Это был Разерскилн, с сигаретой во рту, руки в карманах.
- В первый раз, - продолжал он очень словоохотливо для него, - я вижу
одну из этих штук... балетный пустячок, в русском духе, знаешь...
Захватывающая вещь, нахожу я. Кто этот парень, пастух?
- Мастерс, Тедди Мастерс, младший сын Гордона Мастерса.
- Ах, вот что, сын Гордона Мастерса? Так-так. Мне казалось, что я
где-то его уже видел, - приветливо добавил Разерскилн. - Эта Ланчестерша в
связи с ним, не так ли? Я сидел около нее, и, когда он вышел, она была вне
себя. Знаем мы этот сорт женщин. Боже, что за дурни эти юнцы!
- Ты думаешь, что она им увлечена, а он нет? - вежливо продолжал