"Оливия Уэдсли. Вихрь " - читать интересную книгу автора

пушечному выстрелу.
Оба швейцара шагнули вперед и распахнули двухстворчатую дверь.
Жан почувствовал сжатие в горле.
- Мадам де Кланс дома? - пролепетал он пересохшими губами.
Гигант нагло спросил, есть ли у него рекомендация. Жан вытащил письмо.
- Вот рекомендация от мсье Теодора Шторна. Имя не произвело того
эффекта, на который он рассчитывал. Швейцар посмотрел на адрес, а затем
заявил:
- Мадам де Кланс завтракает.
- Я подожду! - выкрикнул Жан. - Передайте мадам, что я подожду.
Швейцар улыбнулся и наклонил голову к своему товарищу, как бы спрашивая
у него совета.
- Пропусти его в маленькую приемную, - сказал тот по-немецки. - Пусть
подождет, пока ты выяснишь, в чем дело.
Жан побагровел от бешенства. Он уже и тогда достаточно знал по-немецки,
чтобы понять последнюю фразу. "Пропустить" его в приемную! Вот еще!
Он чувствовал гнев отчаяния, унижения. С каким удовольствием он ударил
бы по этим бесстрастным, гладко выбритым физиономиям. Ударил бы так, чтобы
навеки нарушить их величественное спокойствие.
Его нервы были страшно напряжены. Вечером перед этим он выпил слишком
много коньяку. Его руки дрожали, голова пылала, но была удивительно ясной. У
него хватило самообладания, чтобы не реагировать на наглость швейцара. Он
ничего не говорил, а только стоял, тараща глаза на вестибюль.
- Может быть, вы войдете и подождете внутри? - сказал, наконец,
швейцар.
Жан шагнул по великолепному, выложенному мрамором полу и последовал за
швейцаром в боковой проход к маленькой двери. Он забыл снять шляпу и
поспешно сорвал ее, когда вспомнил об этом: он живо представил себе, как
швейцар исподтишка смеется над ним.
Когда он остался один в маленькой комнатке и дверь между ним и внешним
миром закрылась, он почувствовал себя спокойнее; самоуверенность вернулась к
нему. Он с интересом стал осматривать комнату.
Она была небольшая, между книжными полками виднелись просветы зеленых
стен. На полу лежал ковер с зеленым ворсом. Два больших стула были обиты
старинной кожей и украшены рельефными гербами. Эти гербы уже выцвели и почти
стерлись. В северном конце комнаты было окно, в котором Жан увидел сад и
клумбы с алыми и пурпурными тюльпанами, горящими в солнечных лучах. В доме
царила полная тишина. Эта тишина производила на Жана такое впечатление, как
будто в доме ничего не происходит. Он никогда не бывал в домах, где плотные
стены позволяют изолироваться от хлопанья дверей, звуков чужих разговоров,
от стука и звона кухонной посуды. Вульгарные, маленькие шумы обыденной жизни
отсутствовали в этом большом доме с садом, где качались цветы.
У Жана не было часов, так что он не мог определить, как долго он ждал.
Один раз ему показалось, что он слышит голоса, но никто не вошел. Он сидел,
крепко сжимая в руках письмо. На коленях у него лежала скрипка. Она
выглядела неуклюже и странно. Он вздыхал, ругался и нервничал. Хоть бы
скорее пришла эта женщина: может же она подумать, что есть люди на свете,
кроме нее.
От волнения у него выступили слезы. Он выругался по этому поводу. Он
взглянул на цветы в саду, и у него явилось пламенное желание, чтобы все его