"Эрнст Вайс. Бедный расточитель [H]" - читать интересную книгу автора

могла ли сына врача не привлекать к себе тайна? Отныне я подчинился
(правда, на время, признаюсь в этом) молчаливому, но именно поэтому столь
действенному запрету. Я чувствовал - отец не упрекнул меня, только твердо
зная, что я и без того его понял. Он относился ко мне серьезно и доверял
мне. Иногда я мог бы, - как бы это мне выразиться, - я мог бы оказать ему
сопротивление, если бы стал на сторону матери, когда они ссорились между
собой. Но я не мог так поступить.
Я не был ни примерным сыном, ни примерным учеником. Я был не очень
уживчив. А так как в школе у нас существовали различные банды с различными
атаманами, я, естественно, был тоже атаманом. Дело часто доходило до
потасовок, они кончались победами и поражениями, к которым я не мог
относиться спокойно, особенно если видел, что победитель, которого мы на
нашем школьном языке величали "Император", обижает маленьких, слабых и
отсталых.
Итак, вечным сражениям конца не было, к счастью, разумеется. Ведь милые
бранятся, только тешатся.
Право, не знаю, как это случилось, позже мне и самому это было
невдомек, но я не слишком строго относился к понятию собственности. Я
часто раздавал свои вещи, и в этом, разумеется, не было беды, хотя дома
мне постоянно внушали, что все мое принадлежит вовсе не мне, а "нам".
Гораздо хуже было то, что я присваивал вещи товарищей, заведомо зная, что
они чужие. Меня всегда соблазняли разные школьные принадлежности, особенно
красивые ручки, толстые резинки и прочие мелочи. Ручка с городом
Габлонцом, вырезанным на ее грифе, была моей мечтой. Я потихоньку брал их,
а потом незаметно, как мне казалось, подсовывал прежним владельцам -
обладать ими вечно мне нисколько не хотелось. Впрочем, и это еще можно
было бы извинить. Непростительным в глазах моих соучеников было то, что я
часто присваивал вещи очень бедных мальчиков, и мне доставляло дьявольское
удовольствие наблюдать, как они ищут свою собственность "на земле и под
землею", то есть на парте и под партой. На что же, в сущности, я
рассчитывал, когда через некоторое время, с жестом ложного великодушия,
"дарил" им их же собственность? Мне казалось, что они будут страшно рады.
Ничего подобного. В один прекрасный день на меня напали мальчишки из самых
разных банд. "Подумаешь, какие герои", - решил я и со смехом принял бой.
Но это не было обычным поединком, о нет. Не теряя времени, они набросились
на меня и соединенными усилиями быстро взяли надо мной верх, как мы,
бывало, говорили. Положенный на обе лопатки, я извивался на полу и,
судорожно сжав губы, изо всех сил отбивался руками и ногами, нанося
быстрые и страшные удары во все стороны. Но я не смог совладать с
превосходящими силами противника. Я был необычайно крепким мальчуганом и,
вероятно, справился бы с ними, если бы самый малорослый, уродливый, косой
мальчишка не подкрался ко мне сзади; он схватил мою голову и треснул ее об
пол.
К счастью, густая щетка моих волос ослабила удар. Но меня так возмутил
этот подлый прием, что я пришел в ярость и в припадке бешенства, уже не
помня себя, вскочил и бросился на своих противников. Однако они были умнее
меня и прибегли к разным коварным уловкам. Один из них дал мне подножку, я
растянулся снова, и тут уж они все с удвоенной энергией набросились на
меня, особенно самые слабые и отсталые, которых я великодушно защищал, и
те, которых не менее великодушно одаривал их же собственностью, когда у