"Герберт Уэллс. Новейший ускоритель" - читать интересную книгу автора

видеть, не выказала ни малейших признаков жизни - даже не залаяла, не
трепыхнулась. Она продолжала крепко спать, хотя Гибберн держал ее за
загривок. Похоже было, что в руках у него деревянная игрушка.
- Гибберн! - крикнул я. - Отпустите ее! - И добавил еще кое-что. Потом
снова воззвал к нему: - Гибберн, стойте! На нас вое загорится; Смотрите,
брюки уже тлеют.
Он хлопнул себя по бедру и в нерешительности остановился.
- Гибберн! - продолжал я, настигая его. - Отпустите собачонку. Бегать в
такую жару! Ведь мы делаем две-три мили в секунду. Сопротивление воздуха!
- заорал я. - Сопротивление воздуха! Слишком быстро движемся. Как
метеориты! Все раскалилось! Гибберн! Гибберн! Я весь в поту, у меня зуд во
всем теле. Смотрите, люди оживают. Ваше зелье перестает действовать.
Отпустите наконец собаку!
- Что?
- "Ускоритель" перестает действовать! - повторил я. - Мы слишком
разгорячились. Действие "Ускорителя" кончается. Я весь взмок.
Гибберн посмотрел на меня. Перевел взгляд на оркестр, хрипы и вздохи
которого заметно участились. Потом сильным взмахом руки отшвырнул от себя
собачонку. Она взвилась вверх, так и не проснувшись, и повисла над
сомкнутыми зонтиками оживленно беседующих дам. Гибберн схватил меня за
локоть.
- Черт возьми! - крикнул он. - Вы правы. Зуд во всем теле и... Да! Вон
тот человек вынимает носовой платок. Движение совершенно явственное. Надо
убираться отсюда, и как можно скорее.
Но это было уже не в наших силах. И, может статься, к счастью. Мы,
наверное, пустились бы бежать, но тогда нас охватило бы пламенем. Тут и
сомневаться нечего. А тогда нам это и в голову не пришло. Не успели мы с
Гибберном сдвинуться с места, как действие "Ускорителя" прекратилось -
мгновенно, за какую-нибудь долю секунды. У нас было такое ощущение, словно
кто-то коротким рывком задернул занавес. Я услышал голос Гибберна:
"Садитесь!" - и с перепугу шлепнулся на траву, сильно при этом обжегшись.
В том месте и по сию пору остался выжженный круг. И как только я сел,
всеобщее оцепенение кончилось. Нечленораздельные хрипы оркестра слились в
мелодию, гуляющие перестали балансировать на одной ноге и зашагали кто
куда, газеты и флажки затрепетали на ветру, вслед за улыбками послышались
слова, франт в соломенной панаме кончил свое подмигивание и с
самодовольным видом отправился дальше; те, кто сидел в креслах,
зашевелились и заговорили.
Мир снова ожил и уже не отставал от нас, вернее, мы перестали обгонять
его. Такое ощущение знакомо пассажирам экспресса, резко замедляющего ход у
вокзала. Секунду-другую передо мной все кружилось, я почувствовал приступ
тошноты... и только. А собачонка, повисшая было в воздухе, куда взметнула
ее рука Гибберна, камнем полетела вниз, прорвав зонтик одной из дам!
Это и спасло нас с Гибберном. Нашего внезапного появления никто здесь
не заметил, если не считать одного тучного старика в кресле на колесах,
который вздрогнул при виде нас, несколько раз недоверчиво покосился в нашу
сторону и под конец сказал что-то сопровождавшей его сиделке. Раз! Вот и
мы! Брюки на нас перестали тлеть почти мгновенно, но снизу меня все еще
здорово припекало. Внимание всех, в том числе и оркестрантов
увеселительного общества, впервые в жизни сбившихся с такта, было