"Герберт Уэллс. Новейший ускоритель" - читать интересную книгу автора

шляпу.
Мы разглядывали их, смеялись над ними, корчили им гримасы, но потом,
почувствовав чуть ли не отвращение ко всей этой компании, пересекли дорогу
под самым носом у велосипедиста и понеслись к взморью.
- Бог мой! - вдруг воскликнул Гибберн. - Посмотрите-ка!
Там, куда он указывал пальцем, по воздуху, медленно перебирая
крылышками, двигалась со скоростью медлительнейшей из улиток - кто бы вы
думали? - пчела!
И вот мы вышли на зеленый луг. Тут началось что-то совсем уж
невообразимое. В музыкальной раковине играл оркестр, но мы услышали не
музыку, а какое-то сипение или предсмертные вздохи, временами переходившие
в нечто вроде приглушенного тиканья огромных часов. Люди вокруг кто стоял
навытяжку, кто, словно какое-то несуразное немое чучело, балансировал на
одной ноге, прогуливаясь по лугу. Я прошел мимо пуделя, который подскочил
кверху и теперь спускался на землю, чуть шевеля лапками в воздухе.
- Смотрите, смотрите! - крикнул Гибберн. Мы задержались на секунду
перед щеголем в белом костюме в полоску, белых башмаках и соломенной
панаме, который оглянулся назад и подмигнул двум разодетым дамам.
Подмигивание - если разглядывать его не спеша, во всех подробностях, как
это делали мы, - вещь малопривлекательная. Оно утрачивает всю свою игривую
непринужденность, и вы вдруг замечаете, что подмигивающий глаз закрывается
неплотно и из-под опущенного века видна нижняя часть глазного яблока.
- Отныне, - заявил я, - если господь бог не лишит меня памяти, я
никогда не буду подмигивать.
- А также и улыбаться, - подхватил Гибберн, глядя на ответный оскал
одной из дам.
- Однако становится невыносимо жарко, - сказал я. - Давайте убавим шаг.
- А-а, бросьте! - крикнул Гибберн.
Мы пошли дальше, пробираясь между креслами на колесах, стоявшими вдоль
дорожки. Позы тех, кто сидел в этих креслах, большей частью казались почти
естественными, зато на искаженные багровые физиономии музыкантов просто
больно было смотреть. Апоплексического вида джентльмен застыл в
неподвижности, пытаясь сложить газету на ветру. Судя по всему, ветер был
довольно сильный, но для нас его не существовало. Мы отошли в сторону и
стали наблюдать за публикой издали. Разглядывать эту толпу, внезапно
превратившуюся в музей восковых фигур, было чрезвычайно любопытно. Как это
ни глупо, но, глядя на них, я преисполнился чувства собственного
превосходства. Вы только представьте себе! Ведь все, что я сказал,
подумал, сделал с того мгновения, как "Новейший ускоритель" проник в мою
кровь, укладывалось для этих людей и для всей вселенной в десятую долю
секунды!
- Ваш препарат... - начал было я, но Гибберн перебил меня.
- Вот она, проклятая старуха!
- Какая старуха?
- Моя соседка, - сказал Гибберн. - А у нее болонка, которая вечно лает.
Нет! Искушение слишком велико!
Гибберн - человек непосредственный и иной раз бывает способен на
мальчишеские выходки. Не успел я остановить его, как он ринулся вперед,
схватил злосчастную собачонку и со всех ног помчался с ней к скалистому
берегу. И удивительное дело! Собачонка, которую, кроме нас, никто не мог