"Герберт Уэллс. Филмер" - читать интересную книгу автора

машина; и вот обстоятельства заставляют его перешагнуть этот предел и
совершить головокружительный полет там, в вышине. Он изобретатель - и он
изобрел. Но он не рожден летать, и только сейчас до его сознания стало
доходить, что именно этого от него ждут. Мысль о полете преследовала его
неотступно, однако до самого конца он не подавал виду, все так же работал
в прекрасных лабораториях Бэнгхерста, беседовал с репортерами и пребывал в
знаменитостях, отлично одевался, вкусно ел, жил в роскошных апартаментах и
наслаждался всеми вещественными, осязаемыми благами Славы и Успеха, как
может ими наслаждаться только человек, который всю жизнь ждал своего часа
и наконец дождался.
Спустя некоторое время еженедельные приемы в Фулхэме прекратились.
Однажды модель на секунду вышла из повиновения; или, быть может, Филмера
отвлекли комплименты присутствовавшего здесь архиепископа и он не дал
нужной команды. Так или иначе, но в ту самую минуту, когда тот договаривал
длиннейшую латинскую цитату (какими всегда изъясняются архиепископы в
романах), модель внезапно клюнула носом немного круче, чем следовало, и
упала на Фулхэм-роуд, в трех шагах от стоявшего на дороге омнибуса. На миг
модель замерла - удивительная и словно удивленная, - затем съежилась и
разлетелась на куски, случайно убив при этом запряженную в омнибус лошадь.
Архиепископа Филмер не дослушал. Он вскочил и застывшим взглядом
смотрел, как его детище устремилось вниз и, уже не подвластное ему,
пропало из виду. Его длинные белые пальцы все еще сжимали бесполезный
теперь прибор. Архиепископ тоже обратил взор к небесам с неподобающим его
сану опасением.
Потом треск, шум и крики, донесшиеся с дороги, вывели Филмера из
оцепенения. "Боже мой!" - прошептал он и сел.
Остальные еще пытались разглядеть, куда девалась модель, некоторые
кинулись в дом.
Несмотря на этот случай, постройка большого аппарата шла полным ходом.
Руководил ею Филмер, как всегда, немного медлительный и очень осторожный,
но в душе его росла тревога. Просто удивительно, как он заботился о
прочности и надежности аппарата. Малейшее сомнение - и он прекращал все
работы, пока сомнительную деталь не заменяли. Уилкинсон, его старший
помощник, порой кипел от злости из-за таких проволочек, уверяя: почти все
они совершенно ни к чему. Бэнгхерст расхваливал терпение и настойчивость
Филмера на страницах "Новой газеты", а в разговорах с женой клял его на
чем свет стоит; зато Мак-Эндрю, второй помощник, одобрял благоразумие
Филмера. "Мы же не хотим провала, чудак, - говорил Мак-Эндрю всем и
каждому. - Очень хорошо, что он осторожен, так и надо".
При всяком удобном случае Филмер опять и опять объяснял Уилкинсону и
Мак-Эндрю, как действует каждая часть летательного аппарата и как им
управлять, так что в решающий день они могли бы не хуже, а то и лучше его
самого повести машину в небо.
Мне кажется, если бы в то время Филмер сумел разобраться в своих
чувствах и раз и навсегда решить для себя вопрос о полете, он легко мог бы
избежать столь мучительного испытания. Если бы он отдавал себе в этом
ясный отчет, он мог бы предпринять очень многое. Разумеется, нетрудно было
бы найти врача, чтобы доказать, что у него слабое сердце или неладно с
легкими или желудком, а значит, ему лететь нельзя, но, к моему удивлению,
этим путем он не пошел; или, будь у него больше мужества, он мог бы просто