"Герберт Уэллс. Джимми - пучеглазый бог" - читать интересную книгу автора

сверхъестественное существо.
Потом один вскочил и тычет в меня пальцем, а сам как-то весь вихляется,
а остальные таращат глаза то на меня, то на море. "Что-то там стряслось",
- думаю. Повернулся - медленно, важно, чтоб достоинство свое не уронить,
вижу: огибает мыс пара каноэ и тащит на буксире нашу бедную старушку
"Гордость Бенни". Тут я вконец расстроился. Но они, видно, ждали
одобрения, и я неопределенно помахал руками. Потом повернулся и опять
гордо зашагал к лесу. Помнится, я все твердил, как помешанный: "Господи,
пронеси и помилуй! Господи, пронеси и помилуй!" Только круглый дурак,
который сроду не нюхал опасности, позволит себе смеяться над молитвой.
Но эти черномазые вовсе не собирались меня отпускать. Они затеяли
какие-то танцы с поклонами и понемногу оттеснили меня на тропу между
деревьев. Уж не знаю, за кого там они меня принимали, только ясно, что не
за британского подданного, а я на сей раз вовсе не спешил объявлять им
свое подданство.
Если вы незнакомы с обычаями дикарей, может, вы и не поверите, но эти
заблудшие темные души прямиком отвели меня к своему, что ли, капищу и
представили старому черному камню. К тому времени я уже стал понимать, до
чего они темные, и едва только увидал это божество, сразу смекнул, как
себя вести. Я завыл басом "уау-уау", и выл очень долго, и все размахивал
руками, а потом этак медленно, торжественно повалил идола набок и уселся
на него. Мне до смерти хотелось посидеть, водолазный костюм для прогулок в
тропиках - одежда не очень-то подходящая. Ну, а их это совсем доконало, я
видел, у них прямо дух захватило, когда я уселся на их идола, но через
минуту они очухались и принялись во всю мочь мне кланяться.
Вижу я, все оборачивается хорошо, и мне малость полегчало, хоть плечи и
ноги совсем разломило от тяжести.
Одно меня точило: вот вернутся те дикари, что были в каноэ, как-то они
на все это посмотрят? Вдруг они видели меня в лодке, пока я не нырнул, да
еще без шлема? Может, они с ночи следили за нами из засады. Тогда они
будут обо мне другого мнения, чем эти. Мне показалось, я много часов
маялся, ничего хорошего не ожидая. Наконец поднялась суматоха, и я понял,
что они прибыли.
Но они тоже в меня поверили - вся их проклятая деревня поверила. Видно,
я их взял тем, что битых двенадцать часов кряду, не меньше, просидел с
грозным видом, не шевелясь, точно истукан, не хуже, чем эти, знаете,
египетские идолы. Попробовали бы вы, каково это да в такой жаре и вонище!
Я думаю, никому из них и не снилось, что внутри сидит человек. Они решили,
что просто большой кожаный идол вылез из моря и принес им счастье. Но до
чего меня замучила усталость! И жара! И духотища проклятая! До чего воняло
резиной и ромом! Да еще они тут суетятся! Передо мной лежала плоская плита
- обломок лавы, дикари развели на ней смрадный костер и то и дело кидали в
него кровавые куски мяса; сами они, скоты, пировали в сторонке, а что
похуже - сжигали в мою честь. Я уже малость проголодался, но теперь-то я
понимаю, как боги ухитряются обходиться без еды: вокруг них всегда воняет
горелым. Дикари приволокли со шхуны много всякой всячины, и среди прочего
я увидел насос для нагнетания сжатого воздуха, - тут на душе у меня стало
чуточку полегче; потом набежали парни и девушки, целая орава, и завели
вокруг меня бесстыжие пляски. Удивительное дело, каждый народ оказывает
уважение на свой манер. Будь у меня под рукой хороший нож, я бы многих