"Герберт Уэллс. В дни кометы" - читать интересную книгу автора

целый месяц кипятили в соде, то и тогда она не выглядела бы такой чистой,
как неизменно выглядела миссис Веррол. Кроме того, все ее существо
излучало третий отличительный признак - твердая, как скала, уверенность в
почтительном подчинении ей всего мира.
В этот день она казалась бледной и утомленной, но такой же
самоуверенной, как обычно. Мне было ясно, что она пришла допросить Стюарта
относительно взрыва страсти, перебросившего мост над пропастью,
разделяющей их семейства.
Но я, кажется, снова пишу на языке, незнакомом младшему поколению моих
читателей. Зная мир лишь после Великой Перемены, они не поймут моего
рассказа. И в этом случае я не могу, как в других, сослаться в
подтверждение своих слов на старые газеты; об этих вещах никто не писал,
так как все их понимали и все относились к ним определенным образом.
Здесь, в Англии, да и в Америке, как, впрочем, и во всем мире,
человечество делилось на две основных группы: на обеспеченных и
необеспеченных. Собственно, знати ни в одной из этих стран не было, а
считать за таковую английских пэров значило заблуждаться, - ни закон, ни
обычай не устанавливал фамильного благородства; не было также в этих
странах такой категории "неимущего дворянства", какая была, например, в
России. Пэрство было наследственной собственностью, переходившей вместе с
фамильной землей только к старшему сыну семьи; и выражения "Noblesse
oblige" [благородство обязывает (франц.)] оно никогда не оправдывало. Все
остальные принадлежали к простонародью - таковой была вся Америка. Но
вследствие частной собственности на землю, возникшей в Англии, благодаря
пренебрежению феодальными обязанностями, а в Америке благодаря полному
отсутствию политического предвидения, большие имущества искусственно
скопились и удерживались в руках небольшого меньшинства, к которому
поневоле попадало в залог всякое новое общественное или частное
предприятие. Это меньшинство объединяли не традиции заслуг или
благородства, а естественная тяга друг к другу людей, имеющих общие
интересы и ведущих одинаково широкий образ жизни. Определенных границ у
этого класса не было; сильные индивидуальности из рядов необеспеченных
проталкивались в ряды обеспеченных, пользуясь для этого в большинстве
случаев отчаянными и часто сомнительными средствами, а сыновья и дочери
обеспеченных, вступив в брак с необеспеченными, промотав свое имущество
или предавшись отвратительным порокам, впадали в нужду, в которой жило
остальное население. Это население не имело земли и приобретало законное
право на существование, лишь работая прямо или косвенно на обеспеченных. И
такова была ограниченность и узость нашего мышления, такой глубокий эгоизм
душил все чувства накануне последних дней, что очень немногие из
обеспеченных способны были усомниться в том, что естественный, единственно
мыслимый порядок вещей - это именно тот, который тогда существовал.
Я описываю здесь жизнь необеспеченных при старом порядке и надеюсь, что
вы поймете, как она была беспросветна, но вы не должны воображать, будто
обеспеченные жили безоблачно райской жизнью. Бездонная пропасть
необеспеченности под их ногами давала себя чувствовать, хотя и оставалась
непонятной. Жизнь вокруг них была безобразной. Они не могли не замечать
ужасных зданий, дурно одетого народа, не могли не слышать вульгарных
криков уличных продавцов дрянного товара. В их душах за порогом сознания
жила тревога; у них не только не было логического мышления в вопросах