"Герберт Джордж Уэллс. Армагеддон" - читать интересную книгу автора

"Нет, - возразил я. - Даже теперь я не раскаиваюсь. Я не хочу
раскаиваться: я сделал выбор и хочу выдержать до конца!.."
- И что же дальше?
- Наверху в небе что-то блеснуло и разорвалось, и я услышал: пули со
свистом пролетели над нами, как горсть гороха, внезапно брошенная на пол.
Оторванные осколки камней и куски кирпича взлетали и неслись вихрем вверху,
потом все смолкло...
Он прижал руку к губам, смочил губы языком.
- Когда блеснул огонь, я обернулся... Знаете, она встала. Она встала и
сделала шаг вперед. Как будто хотела подойти ко мне. Пуля попала ей в
сердце.
Он замолчал и уставился на меня. Я почувствовал всю ту неловкость,
какую чувствуешь обыкновенно в таких случаях. На одну минуту наши глаза
встретились, потом он отвернулся к окну. Мы долго молчали. Когда я снова
взглянул на него, он сидел, откинувшись в своем углу, с прижатыми к груди
руками и грыз свои пальцы.
Он вдруг укусил себя за ноготь - и словно проснулся.
- Я понес ее, - сказал он, - к храмам на руках, как будто это нужно
было сделать. Не знаю, почему они казались мне священными... Они такие
древние, думал я... Она, должно быть, умерла мгновенно. Но я говорил с ней,
пока нес ее, все время...
Он опять замолк.
- Я видел эти храмы, - сказал я отрывисто.
Он так живо воскресил в моей памяти эти уединенные залитые солнцем
колоннады из осыпающегося песчаника!
- Это был коричневый, большой коричневый храм. Я сел на упавшую колонну
и держал ее на руках. После первого переполоха наступила тишина. Немного
погодя ящерицы выползли из своих нор и стали бегать, как будто ничего не
случилось, ничего не изменилось... Было до жути тихо, солнце стояло так
высоко и тени были так недвижимы... Даже тени от трав на колоннах были
неподвижны, несмотря на гул и треск, раздававшийся в небе.
Насколько помню, аэропланы приближались с юга, а битва удалялась на
запад. Один аэроплан был подбит, перевернулся и упал. Я помню это, хотя это
меня нисколько не интересовало. Мне все казалось таким неважным. Аэроплан
был похож на раненую чайку - знаете, как они трепещут еще некоторое время
над водой. Мне было видно между колонн храма: он был весь черный на светлой
голубой воде.
Три или четыре раза снаряды взрывались вдоль берега, затем все стихло.
Каждый раз все ящерицы торопливо убегали и прятались на некоторое время. Это
был весь вред, который причиняли аэропланы; только раз шальная пуля задела
камень, на котором я сидел, провела свежую яркую борозду по его поверхности.
Когда тени увеличились, тишина показалась еще глубже. Странно то, -
заметил он тоном человека, ведущего простой разговор, - что я не думал, я
совсем не думал. Я сидел среди камней, держа ее на руках, как будто в
летаргическом сне, как окаменелый.
Я не помню, как проснулся. Не помню, как одевался в этот день. Я знаю
только, что очнулся у себя в конторе, передо мной лежали вскрытые письма, и
мне казалось таким абсурдом, что я нахожусь здесь, между тем как сознавал,
что в действительности я сижу окаменелый в храме Пестума с мертвой женщиной
на руках. Я, как автомат, прочел письма и сразу забыл, о чем в них