"Александр Верт. Россия в войне 1941-1945 " - читать интересную книгу автора

вряд ли были какие-нибудь сухопутные силы... Что касается Франции, то у нее
была армия, не соответствовавшая ее внешней политике. Ее военная политика
была в основном оборонительной. Если бы Германия, захватив Польшу, напала на
Россию, то не было бы абсолютно никакой уверенности в том, что французская
армия сможет чем-нибудь помочь России; она просто отсиживалась бы за линией
Мажино".
У русских наверняка были такого рода соображения, а это как раз и
объясняет, почему и советские руководители, и советский народ смотрели на
перспективу заключения союза с Францией и Англией без большого энтузиазма.
Но вернемся еще на какой-то момент к Чемберлену. В биографии этого
деятеля, написанной Фейлингом, ясно говорится, что он никак не хотел союза с
СССР, а в его окружении были люди, которые даже на этой поздней стадии
продолжали надеяться на "умиротворение" Гитлера. Летом 1939 г. велись
переговоры между Хадсоном и Вольтатом, а в конце июля с довольно-таки
любопытной "миссией мира" в Германию отправился лорд Кемсли, который был
принят Гитлером, беседовал с Розенбергом, назвав его потом "чарующей
личностью", и Геббельсом, "очень умным и разносторонне образованным
человеком", по его словам[6].
Тем не менее, когда 1 сентября нацистские войска вторглись в Польшу,
Чемберлену ничего не оставалось, как объявить войну Германии. Французское
правительство без большой охоты последовало его примеру.
Нечего и говорить о том, какая буря негодования разразилась в
английской и французской прессе, когда был подписан советско-германский пакт
о ненападении. Раздавались вопли о "предательстве" и об "ударе ножом в
спину". Но, пристально наблюдая за всеми маневрами Чемберлена этим летом, я
не был так уж удивлен случившимся. Странно было, конечно, видеть, что
крупнейшая в мире антифашистская держава подписала пакт с Гитлером; но я
знал, что у русских не было другого выбора, и потому был убежден, что этот
пакт так или иначе не будет долговечным. Помню, в то время я охарактеризовал
его на страницах "Манчестер гардиан" как своего рода новый Тильзит.
Приехав в 1941 г. в Советский Союз, я спрашивал многих советских
граждан, как они реагировали на советско-германский пакт; они все
соглашались, что он был "неприятен", но что другого выхода не было. А
французский корреспондент в Москве Жан Шампенуа говорил мне, что, по мнению
многих русских, этот пакт воздал Англии и Франции по заслугам за все их
грязные проделки, которые они годами творили в отношении Советского Союза.
Гораздо более спорной, однако, была советская линия, согласно которой
война между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией, с другой, была
"империалистической войной". Французских коммунистов, например, это
поставило в очень трудное положение. Для них, как и для несчетного множества
других людей во Франции и в Англии, война против Гитлера была справедливой
войной, и я сам помню, с каким чувством облегчения я узнал, что Англия и
Франция объявили войну нацистской Германии; наконец-то, думал я, шантажу
Гитлера положен конец и ни Польше, никакому другому государству теперь не
будет грозить новый "Мюнхен".
Германское вторжение в Польшу представляло собой вполне "современную"
войну, первый настоящий блицкриг со всеми его жестокостями и зверствами.
"Польская кампания" явилась демонстрацией огромного военного превосходства
Германии. Это, вероятно, не могло не встревожить руководителей Советского
Союза. В середине сентября, когда Красная Армия вступила в Западную Украину