"Дональд Уэстлейк. Одинокий островитянин" - читать интересную книгу автора

говорили о его прежней жизни - о режущих глаза лампах в офисе и распухших
гроссбухах.
Они прогуливались вместе, и он показывал ей остров, каждую песчинку,
каждую веточку и учил поддерживать огонь восемью спичками. А когда на
остров обрушивались в слепой ярости нечастые бури, она забивалась в его
убежище, ее волосы ласкали его щеку, теплое дыхание согревало его шею, и
они сообща пережидали шторм, держась за руки и уставясь на мерцающий огонь
в надежде, что он не погаснет.
Так случалось дважды, и ему приходилось использовать драгоценные
спички, чтобы поджечь пламя снова. Но всякий раз они уверяли друг друга,
что в следующий раз костер будет защищен получше.
Однажды, когда он пересказывал ей последнюю завершенную главу, она
заметила:
- Ты так давно ничего не сочинял нового. С тех пор, как я здесь
появилась.
Он запнулся, ход его мыслей был прерван, и он осознал, что она
говорит правду. И сказал ей:
- Сегодня я начну следующую главу.
- Я люблю тебя, - отвечала она.
Но он оказался не готов начать новую главу. В действительности ему не
хотелось начинать никакой новой главы. Он лишь хотел пересказывать ей уже
законченные главы.
Она настаивала, чтобы он сочинял книгу дальше, и впервые с тех пор,
когда она присоединилась к нему, он ее оставил. Он пошел на другой конец
острова и сидел там, глядя на океан.
Немного погодя она пришла к нему, прося прощения. Она молила его
рассказать еще раз первые главы книги, и он наконец взял ее за руки и
простил.
Но она вновь и вновь возвращалась к тому же предмету, всякий раз все
более настойчиво, пока однажды он не оборвал ее словами: "Отстань!" - и
она залилась слезами.
Они действуют друг другу на нервы, понял он, приходя к убеждению, что
Дорин своим поведением все больше напоминает ему мать - единственную
женщину, которую он знал по-настоящему. Как и его мать, она была
собственницей, ни на миг не оставляла его в одиночестве и не отпускала
просто побродить и поразмышлять. И, как и его мать, она проявляла
требовательность и настаивала, чтобы он вернулся к работе над книгой. Ему
казалось, что она хочет, чтобы он опять превратился в простого служащего.
Они спорили яростно, и однажды он ее ударил - чего никогда не посмел
бы сделать с матерью. Она испугалась и заплакала, а он стал извиняться,
целовать ей руки, целовать щеку, где горело пятно - отпечаток его руки,
гладил ее волосы, и она, смягчившись, простила его.
Но прежнее не вернулось. Она становилась все более сварливой,
придирчивой, все больше походила на его мать. Она даже внешне стала
похожей на нее, только помоложе: особенно глаза, утратившие свою синеву и
обретшие взамен жесткость, и голос, ставший более высоким и капризным.
Он начал тяготиться ею, таиться и скрывать от нее свои мысли, не
разговаривал с ней часами. А когда она прерывала его раздумья либо просто
тихо касалась его руки, как привыкла делать раньше, или же - теперь чаще -
начинала жаловаться, что он не работает над книгой, он видел в ней