"Джон Уитборн. Рим, папы и призраки (Мемуары пирата-стоика, философа и уполномоченного Папским престолом на охоту за ведьмами)" - читать интересную книгу автора

весел начали горбиться. Пираты обычно располагали подавляющим огневым
превосходством и всем сердцем стремились прибегнуть к нему. Однако,
покрывая крики умирающих, капитан запретил воспользоваться им. В то же
время он приказал своим заткнуть уши.
Повинуясь дурацкому обычаю берберийских пиратов, велевшему капитану без
страха стоять лицом к врагу, палящему из всех имеющихся средств, Солово
наконец приступил к изучению объекта нападения... пока оттуда старались
навсегда лишить его возможности наблюдать.
Перед ним _действительно_ был бегемот! На постройку судна пошел, должно
быть, целый лес; богато украшенный всяческими яркими фитюльками, которые
так обожали магометанские владыки, он казался совершенно неуместным на
этих волнах. С трудом осилив надпись, Солово разобрал, что могучий белый
парус украшен символом веры: "_Нет Бога кроме Бога и Мухаммед - пророк
его_". Капитан улыбался, даже когда стрела, свистнув, едва не задела его
ухо. Един Бог, подумал он, однако сейчас мусульмане узнают, что у Него
много имен.
Презрев бегство под парусами или силой рабов, неуклюжий египетский
корабль убрал весла и стал дожидаться продолжения. Галера "Солово"
вильнула и под градом снарядов отправилась к свободному от орудий борту на
абордаж. Платформа и крючья уже были готовы, и, поскольку таран не
планировался, гребцам приказали оставить греблю и подобрать весла,
позволяя инерции доделать все остальное.
Солово собрал на своей галере элитную группу моряков, отличавшихся
животными наклонностями и всегда возглавлявших натиск.
Царственный египетский корабль, невзирая на высокие борта, был
обременен грузом и глубоко осел в воду, открывая палубу. Обычно в подобный
момент начинали метать горшки с горящей нефтью и корзинки с гадюками,
чтобы посеять среди многочисленного противника не то что панику - хуже,
однако Солово игнорировал молящие взгляды своих крутых ребят. На этот раз
- только однажды - он позволит себе слепую веру до самого последнего
мгновения.
Баал-Шем запаздывал, истощая слабую веру Солово. Были брошены кошки,
рухнули мостики, зубьями цепляясь за палубу египетского судна, и только
тогда Баал-Шем явил, наконец, свою руку. Передовые ряды пиратов и моряков
уже сцепились в интимном и смертоносном объятии, когда раздался его голос
- и весьма вовремя, так как пираты оказались в безнадежном меньшинстве.
В царственном павильоне посреди перепуганной кучки придворных возле
великолепного дивана стоял негр. Неторопливо отложив опахало из страусовых
перьев, он сделал шаг вперед и заговорил.
Слова его пронеслись над всем шумом, и борьба немедленно прекратилась.
По одному египтяне замирали, обращая свое внимание на вопросы более
важные, чем простая схватка не на жизнь, а на смерть. Иные из пиратов
совершенно не по-рыцарски пользовались предоставившейся возможностью,
чтобы избавиться от обезумевших оппонентов. Теперь, когда выяснилось, кто
их помощник, Солово воспользовался ситуацией и пронзил горло египетского
капитана арбалетной стрелой.
Впрочем, он мог и не утруждать себя. Услыхав зов Баал-Шема, все, кто
мог слышать, зарыдали - от горя ли, счастья, Солово сказать не мог, - а
потом начали умирать. Немногие пираты, посчитавшие воск в ушах досадной
помехой, последовали их примеру.