"Оскар Уайльд. Телени, или оборотная сторона медали" - читать интересную книгу автора

могущество любви, что сводит нас с ума, толкает к преступлению, сполна
прочувствовать губительную страсть живущих на земле под жгучими лучами,
испить до дна чашу сладострастного любовного напитка.
Видение изменилось; вместо Испании я узрел бесплодную землю, залитые
солнцем пески Египта, орошенные водами ленивого Нила, где стоял и безутешно
плакал несчастный Адриан[8], навсегда потерявший юношу, которого так любил.
Околдованный этой нежной музыкой, обостряющей все чувства, я начал понимать
то, что раньше казалось мне таким странным, - любовь, что испытывал
могущественный монарх к своему прекрасному рабу-греку, Антиною, который,
подобно Христу, умер за своего господина. И тогда вся кровь из сердца
бросилась мне в голову и затем стекла по венам, как расплавленное олово.
Потом видение перенесло меня в великолепные города Содом и Гоморру -
таинственные, прекрасные и величественные. В тот момент игра пианиста
зазвучала в моих ушах прерывистым шепотом вожделения и наполнила меня звуком
волнующих поцелуев.
В самый разгар видения пианист повернул голову и посмотрел на меня
долгим неподвижным взглядом - наши глаза снова встретились. Но кто же он:
пианист, Антиной, а может, он - один из ангелов, посланных Богом Лоту
Я смотрел на него, и мне казалось, что на лице его лежит печать
глубокой тоски; и - о ужас! - я увидел в его груди маленький кинжал и кровь,
струящуюся из раны. Я содрогнулся, я даже едва не закричал от страха -
видение было столь реальным. Перед глазами все плыло, меня тошнило;
обессиленный, я упал в кресло и закрыл лицо руками.
- Какая странная галлюцинация. Интересно, что ее вызвало?
- Несомненно, это было Нечто большее, чем галлюцинация, - позже вы
убедитесь в этом сами.
Когда я вновь поднял голову, пианиста уже не было. Я обернулся назад, и
мать, заметив Мою бледность, спросила, не болен ли я. Я пробормотал что-то
насчет ужасной жары.
"Выйди в фойе и выпей стакан воды", - сказала она.
"Нет, думаю, мне лучше пойти домой".
Я почувствовал, что не могу больше слушать музыку. Нервы мои
расстроились настолько, что сентиментальная песня вывела бы меня из себя, а
от еще одной пьянящей мелодии я лишился бы чувств.
Поднявшись, я почувствовал себя таким слабым и измученным, что,
казалось, двигался как во сне. Так, не ведая, куда направляю стоны, я
машинально пошел за идущими впереди людьми и через несколько минут
обнаружил, что нахожусь в фойе.
В холле почти никого не было. В дальнем его конце несколько щеголей
окружили молодого человека в вечернем костюме; сам молодой человек стоял ко
мне спиной. В одном из собравшихся я узнал Брайанкорта.
- Что? Сына генерала?
- Именно.
- Я помню его. Он всегда весьма броско одевался.
- Совершенно верно. Например, в тот вечер, когда все джентльмены были в
черном, он, наоборот, надел белый фланелевый костюм; как обычно, - очень
открытый воротник в байроновском стиле и красный галстук от Лавальера,
завязанный большим бантом.
- Да, у него была красивая шея.
- Он был очень красив, хотя лично я всегда старался его избегать. Он