"Чарльз Вильямс. Бриллиантовое бикини [B]" - читать интересную книгу автора

вам, что это они здорово учудили?
- Ладно, сэр, - сказал дядя. - Мы с тобой, Сэм, не в том положении,
чтоб их судить. Мы не политики. Нам не понять, в каком напряжении живут
они изо дня в день, какая ответственность ложится на их плечи. Да ведь от
этакого напряжения черт знает до чего они могут дойти. Возьмут вдруг да
решат уйти из политики и заняться делом. Хотя, кстати, я что-то не
припомню ни одного случая, чтобы кто-то из них настолько отчаялся.
Шериф стал весь какой-то багровый и попытался было что-то сказать, но
все больше пыхтел и шипел, точно закипающий чайник.
- Сагамор Нунан! - наконец заорал он. - Я.., я...
Дядя Сагамор его вроде совсем и не слушал. Он задумчиво покатал табак
за щекой и покачал головой:
- Политика плохо сказывается на человеке, Сэм. Я вот всегда вспоминаю
двоюродного брата Бесси, Пиблса. Пиблс долгонько был шерифом, покуда у
него на заду вдруг не выросла плесень. Ну форменная такая плесень, как на
залежавшемся сыре. Вот уж была загадка, и никто не мог понять, в чем тут
дело. Так вот, сэр, так оно тянулось порядком времени, и Пиблс каждую
неделю ходил к доктору, чтобы тот соскреб эту плесень, но выяснить, откуда
ж она берется, никак не удавалось, пока доктору не довелось побывать в
суде в рабочее время. И там-то он все и понял. Оказалось, недавно там
установили новую поливальную установку на газоне, и одна из струй как раз
заливала ступеньку, где просиживал штаны Пиблс. Стали копать и докопались,
что заболел он аккурат в тот день, когда эту установку поставили и
испробовали, а Пиблса-то предупредить забыли. Вот и вышло так, что он все
эти месяцы сидел в луже.
Кажется, шериф наконец-то сумел взять себя в руки. Лицо его
по-прежнему оставалось багровым, но он вроде поутих. Подняв носовой
платок, он медленно и тщательно вытер лицо, сделал глубокий вдох, убрал
платок в карман и посмотрел на дядю Сагамора так, словно из последних сил
сдерживается, чтобы не взорваться.
- Сагамор Нунан, - произнес он тихо, но как-то сдавленно, - когда
десять лет назад избиратели впервые поставили меня шерифом, я обещал им
сделать этот округ уважаемым местом и упрятать тебя в кутузку так глубоко,
чтобы почтовая открытка до одних только передних ворот стоила тебе цельных
восемь долларов. И когда они переизбрали меня сперва шесть лет, а потом
два года назад, я обещал им то же самое. Они знали, - что я честно пытаюсь
выполнить свое обещание, и верили мне. Они терпели, ибо знали, на что я
иду.
И я все еще не сдаюсь. В один прекрасный день я выполню свое
обещание. Я наберу столько улик, что хватит заслать тебя далеко вверх по
реке, и к тому времени, как ты вернешься, твои правнуки давно будут своих
внуков нянчить. И тогда-то мы наконец вздохнем спокойно. Тогда мы сможем с
чистой совестью смотреть людям о, глаза.
Порой меня так и подмывало бросить все это дело. Уйти в отставку,
продать дом, уехать отсюда и начать жизнь сначала. Но стоило мне подумать
обо всех несчастных жителях нашего округа, которые просто не могут все
распродать и бежать куда глаза глядят, я крепче сжимал зубы и рвал
заявление об уходе. Должно быть, у меня слишком развито чувство долга. Я
просто не могу бросить всех этих беззащитных людей на твой произвол.
И для меня это не просто работа. Это гораздо больше. Однажды я даже