"Чарльз Уильямс. Канун дня всех святых " - читать интересную книгу автора

ему начало казаться, что и само полотно светится, что свет изливается
наружу и уже заполнил всю комнату. По крайней мере, он царил на картине,
так что каждая деталь словно плавала в этом странном сиянии, как земля
плывет в свете солнца. Цвета были усилены настолько, что казались почти
невероятными. Ричард снова видел то, что критики называли "пронзительными"
или "кричащими" красками в работах Джонатана, но он видел и несомненное
мастерство, перечеркивающее мнение критиков. Границы между формами и
оттенками почти исчезли. На этой картине цвет осмелился сам стать образом.
Желтая деревянная балка больше всего напоминала луч света, застывший в
янтаре. Едва различимые штрихи, сами похожие на блики света, устремляли все
это буйство красок в сторону поднимавшегося солнца. Глаз тщетно пытался
сосчитать цветовые волны, расходящиеся от центра, и неизменно возвращался к
их источнику.
И тогда становилось ясно, насколько самодостаточна такая манера
письма. Зритель начинал понимать, что источником света может быть не только
солнце, хотя оно и воплощает саму его идею. "Там восток, разве не там
начинается день?" День - несомненно, там, а свет - нет. Стоило
присмотреться повнимательнее, и целостность светового потока исчезала. Свет
разливался по всей картине - он таился в домах и в тенях домов, лежал у
подножия собора, вдруг отблескивал в булыжниках мостовой, оживал в
неуловимой игре оттенков небосвода.
Каждый миг он был готов брызнуть отовсюду, но сам ограничил себя
контурами, предпочел узилище форм, смирился и поставил предел собственному
величию красочной палитрой, но и таким не утратил всеохватности. Он жил.
- Как бы мне хотелось увидеть здесь солнце, - проговорил наконец
Ричард.
- Да? - переспросил Джонатан. - Почему?
- Потому что тогда я бы понял, живет ли свет в солнце или солнце - в
свете. Я не могу это выразить. Если покажется солнце, то оно станет
хранилищем.., нет, оно может оказаться сделанным из света так же, как и все
остальное.
- Весьма приятная критика, - отозвался Джонатан. - Похоже, ты выразил
самую суть восприятия, на которое я едва смел надеяться. Стало быть,
одобряешь?
- Это лучшее из всего, что ты сделал, - с чувством ответил Ричард. -
Это словно современное Сотворение Мира - по крайней мере, Сотворение
Лондона. Как это тебе удалось?
- Сэр Джошуа Рейнольдс, - сказал Джонатан, - однажды сослался на
"простое видение и ясное понимание" как источник всякого искусства. Мне бы
хотелось считать, что здесь я согласен с сэром Джошуа.
Ричард все еще рассматривал картину. Через минуту он медленно
проговорил:
- Тебе всегда удавался свет. Я помню луну в "Голубях на крыше",
впрочем, в "Истребителях" и в "Подлодке" тоже есть что-то от этого.
Конечно, световых эффектов скорее ждешь на воде или в воздухе, поэтому и
вздрагиваешь от неожиданности, когда земля вдруг становится похожей на них.
Но не это главное. Удивительно, как ты ухитряешься, не теряя воздушности,
сохранять ощущение веса. Никто не может сказать, что вещи у тебя на картине
бестелесны.
- Надеюсь, никто и не скажет, - усмехнулся Джонатан. - Я вовсе не