"Чарльз Уильямс. Канун дня всех святых " - читать интересную книгу автора

предыдущей картине, только местность более. каменистая, скорее похожая на
пустыню, чем на Город, На чем-то напоминающем каменную кафедру, высеченную
из темной скалы, стоял проповедник - рослый темноволосый человек далеко за
сорок, в своеобразном облачении. Чисто выбритое, тяжелое, изнуренное лицо
словно нависло над аудиторией. Одна рука вытянута вперед и чуть опущена
книзу, но открытая ладонь обращена вверх. За ним на скале - черная тень,
над ним мчатся по небу тяжелые облака.
Ричард заговорил, одновременно проверяя свои ощущения. Он
попристальнее всмотрелся в фигуру проповедника, особенно в лицо. Полотно
было приличных размеров, но лицо говорившего упорно не желало
увеличиваться, оно все время оставалось маленьким, хотя и тщательно
проработанным, и пока Ричард рассматривал его, превратилось в маленький
цветной овал, придавив слушателей внизу и обесцветив вокруг себя все -
облака, толпу, каменную кафедру. Если это и вправду была кафедра - Ричард
не мог решить, то ли фигура отбрасывает тень на скалу, то ли выступает из
расщелины. Но лицо! Проповедник пригнул голову, словно стремясь скрыть
выражение, которое мог уловить художник, и не успел - Джонатан прекрасно
уловил его. Что же именно он все-таки уловил? И почему Джонатан предпочел
создать именно этот эффект неудавшейся попытки ускользнуть, увернуться?
Наконец Ричард сказал:
- Потрясающий эффект - особенно от цвета лица.
Не знаю, как тебе удалось передать эту мрачную мертвенность. Но
что... - он остановился.
- Ричард, - обвиняющим тоном произнес художник, - ты собирался
спросить, что это значит.
- По-моему, нет, - ответил Ричард. - Я скорее хотел спросить, что он
значит. У меня такое чувство, что в нем есть что-то, чего я не уловил.
Он... - снова пауза.
- Продолжай! - сказал Джонатан. - У нас еще есть время до прихода дам,
и я надеюсь, ты получишь хотя бы общее представление о том, зачем ты мне
нужен здесь, когда они придут. Как бы там ни было, продолжай, говори все,
что в голову взбредет.
Ричард послушно возобновил исследования и комментарии. Они и раньше
устраивали такие обсуждения новых работ Джонатана. Ричард не боялся сказать
глупость, а друг его давно уверился, что Ричард не станет ругать картину
понапрасну; он даже полагал, что один такой монолог стоит десятка
критических статей. Джонатан считал, что такое возможно только в живописи:
стихи или симфония воспринимаются иначе, нежели картина; протяженность во
времени, в отличие от протяженности в пространстве, не дает возможности
целостного восприятия. Впрочем, даже для восприятия картины нужно время,
хоть и сравнительно небольшое. В этом-то музыка и проигрывает живописи - ее
нельзя услышать всю сразу.
- Кожа выглядит словно раскрашенная, - говорил между тем Ричард. - Я
имел в виду - словно ты специально добивался эффекта искусственной
раскраски. Очень темная и очень тусклая. Этакая массивная тусклость - вроде
как твои вес и свет, только наоборот. А вот выражения лица я так и не
понял. Поначалу кажется, что проповедник собрался закругляться - сейчас
осудит грех, заклеймит и тому подобное. Но когда присмотришься, видишь, что
до конца далеко. Эта тяжеловесность создает такой эффект - рука, хотя и
повернута ладонью вверх, все равно давит на них, она словно владеет