"Тим Уинтон. Музыка грязи " - читать интересную книгу автора

сервера, и ею овладел настолько глупый приступ ярости, что она даже
удивилась, что это с ней происходит. Ни яхта, ни тот парень в Маниле на хрен
ей не сдались; они были еще менее важны, чем все прочие сайты, что она
посетила за последние шесть часов. Если честно, ей пришлось помучиться,
вспоминая, как она провела это время. Она долго и уныло бродила по Уффици,
обращая на экспонаты не больше внимания, чем турист со стертыми ногами. Она
тупо смотрела на аллею в Перте, изображение которой транслировалось в
онлайновом режиме, она побывала в бразильском фанклубе Фрэнка Заппы, она
видела ночной горшок Фрэнсиса Дрейка в лондонском Тауэре и наткнулась на чат
для тех граждан мира, которые жаждут стать ампути.
Вхождение в сеть - какой смех! Им бы это назвать "схождение". Когда
Джорджи усаживалась перед терминалом, она улетала в кресле, как пенсионер за
покерным столом, обуреваемый страстью к деньгам. Улетала в этот бардак
бесполезной информации, ночь за ночью, и там сталкивалась с людьми и идеями,
без которых она вполне могла бы обойтись. Она не понимала, почему ее это так
раздражает, - вот разве потому, что беспощадно съедает время? Все равно
приходится признать, что это замечательно - побыть какое-то время без тела;
и потом, к этому ощущению привыкаешь - быть без возраста, без пола, без
прошлого. Бесконечная череда открывающихся порталов, меню и коридоров,
которые ведут к коротким и безболезненным случайным встречам, там бесцельный
просмотр сходит за жизнь. Мир без последствий, аминь. И в этом мире она
чувствовала ангельскую легкость. И потом, это удерживало ее от выпивки.
Она повернулась в кресле, схватила кружку и отшатнулась, когда губы
прикоснулись к холодной саркоме, что образовалась на поверхности кофе. За ее
отражением в окне море, залитое лунным светом, казалось, дрожало в
лихорадке.
Джорджи встала и прокралась в кухню, которая была отделена от жилого
пространства глянцевым крепостным валом из скамеек и домашних
принадлежностей. Из холодильника она вытянула бутылку и сделала себе
серьезный водочный компресс. Она некоторое время постояла, оглядываясь на
огромную гостиную, очертания которой сливались во мраке. Гостиная была
большая, и потому не было ощущения, что она загромождена мебелью, хотя в ней
и стоял обеденный стол на восемь персон и компьютер, а на другом конце
комнаты вокруг телевизора сгрудились три диванчика. Та стена, что смотрела
на море, была целиком стеклянная, и все занавески отдернуты. Между домом и
лагуной в ста метрах от дома находилась единственная лужайка и несколько
жалких дюн. Джорджи хватила водки - одним глотком. Только ощущение, никакого
вкуса, - именно так ей это однажды описала сестра. Она улыбнулась и слишком
громко поставила стакан на сушилку. Недалеко, в холле, спал Джим. Мальчики
были внизу.
Она потянула на себя дверь и вышла на террасу, туда, где воздух был
прохладен и густ, он пах перепревшей травой, соленым песком и известняком,
теплым прикормом и - резко и остро - чамышом. Мебель, стоявшая на улице,
была покрыта бусинами росы. Легкий бриз пока не мог даже поколебать зубчатые
края зонтика с надписью "Перье", но роса в это время года означала, что
скоро ветер поднимется. Уайт-Пойнт сидел в зубах у "Ревущих сороковых"*.
Здесь, на побережье Среднего Запада, ветер может и не быть твоим другом, но
вот что он твой сосед - это как пить дать.
______________
* Ревущие сороковые - области в океане между 40 и 50 градусами южной