"Тим Уинтон. Музыка грязи " - читать интересную книгу автора

широты, где дуют сильные западные ветры. (Здесь и далее прим. пер.)

Джорджи постояла там дольше, чем следовало бы, - пока у нее груди не
заболели от пронизывающего холода, а волосы чуть было не начали съеживаться.
Она следила, как луна скользит по лагуне, пока ее последние лучи не
упали на перила и ветровые стекла катеров, превратив прикованные буи в
судорожные, мерцающие звезды. И потом луна исчезла и море стало темно и
пусто. Джорджи помедлила у холодной шиферной плиты. С нее хватит реального
мира; сейчас он доставляет ей не больше удовольствия, чем рыбий жир в
детстве.
На пляже что-то сверкнуло. Это, пожалуй, была чайка - в четыре-то
утра! - но она вздрогнула. Сейчас было даже темнее, чем ночью; ничего не
видно почти.
Морской воздух туманом клубился по ее коже. Холод жег голову.
Жаворонком Джорджи никогда не была, но в те времена, когда работала
посменно, она повидала свою долю рассветов и даже больше. Как во все те утра
в Саудовской Аравии, когда она возвращалась обратно в пристанище неверных и
околачивалась снаружи, пока все сослуживцы не пойдут спать. Прямо в
колготках она становилась на драгоценный коврик газона и вдыхала воздух
Джедды в надежде поймать тень чистого морского бриза из-за высокой стены,
шедшей по всему периметру. Сентиментальная привязанность к географии ее
раздражала, австралийцы этому изумлялись, а больше всего - западные
австралийцы. Старый предрассветный ритуал - не просто стандартная тоска по
дому, она каждое утро пытается унюхать тот коктейль, которым дышала каждый
вечер во времена своего речного пертского детства, - странный соленый подъем
морского прилива, бурлящего в реке Суон, заходящего в бухточки через
просторы устья. Но в Джедде за все свои старания она получала только дымные
миазмы дороги, шедшей вдоль берега моря, выхлопы "кадиллаков" и еще
полмиллиона кондюков, выдыхающих в Красное море фреон.
А теперь она здесь - годы спустя - накачивается водкой в чистом, свежем
воздухе Индийского океана с жалким профилактическим упорством. Морячка,
нырялыцица и рыбачка - да, но теперь Джорджи знала, что радости свежего
воздуха для нее потеряны.
Уже не было смысла идти в постель. Джим встанет меньше чем через час, и
ей до этого ни за что не уснуть, если, конечно, она не примет таблетку. Ну и
какой смысл валяться, пока он не сядет на постели и не сделает свой первый
за день решительный вдох? Джиму Бакриджу будильник не нужен, он как-то
автоматически поднимается рано. Он был рыбак: что называется, рано
вставать - поздно в кровать; он держал марку, к которой стремились все
остальные в уайт-пойнтовской флотилии. "Наследственное", - так говорили все.
К моменту, когда он выходил из лагуны и направлялся к проходу между рифами,
оставляя кишащий птицами остров по правому борту, весь залив уже шумел
дизелями и все остальные смотрели на то, как умирает фосфоресцирующая
дорожка у него в кильватере.
В семь проснутся мальчики, одуревшие со сна, но вполне готовые к
завтраку, хотя в течение следующего часа они будут становиться все менее и
менее пригодными для обучения - и для школы. Она даст им с собой завтраки -
сандвичи с яблочным джемом для Джоша и пять бутербродов с "Веджемайтом"* для
Брэда. А потом они наконец ломанутся через заднюю дверь, и Джорджи сможет
включить рацию и слушать флотилию, попутно наводя в большом доме подобающий