"Леон де Винтер. Небо Голливуда " - читать интересную книгу автора

на магазинную улицу в Беверли-Хиллс и на зеленые холмы Бел-Эйр к
северо-востоку, где располагался тщательно охраняемый анклав самых богатых
людей Голливуда.
В приемной около лифта сидела телефонистка. Едва заметные узенькие
наушники почти не касались ее идеально уложенной прически в стиле "бурных
двадцатых годов", как у героини фильма "Криминальное чтиво". Монотонно
поющим голосом она отвечала на звонки, соединяла, просила подождать на
линии.
Она бросила на Грина вопросительный взгляд. Ее лицо покрывал такой
макияж, словно она собралась на съемки фильма ужасов.
Он соврал:
- У меня назначена встреча с Робертом Кантом.
- Ваша фамилия?
- Грин. Том Грин.
- Присаживайтесь, господин Грин.
Он сел на диван и взял со стеклянного столика журнал.
Он передумал идти за покупками и от отчаяния отправился на автобусе в
Беверли-Хиллс. Теперь он сидел здесь, без своего придающего уверенность
костюма от "Хьюго Босс", судорожно листая журналы и опасаясь, как бы его
беспокойные пальцы мгновенно не выдали мотивы его прихода к Роберту.
Широкими, как у конькобежца, шагами к нему приближалась секретарша.
Изящные туфельки, короткие светлые волосы, горящие глаза, жемчужное колье и
серьги.
- Я сожалею, господин Грин, но в расписании господина Канта встречи с
вами нет.
- Я хотел узнать, есть ли у Роберта время.
- Господин Кант сейчас занят.
- А Анны нет? Она меня знает.
- Анна здесь больше не работает, господин Грин.
- Не работает? Ладно, скоро обеденный перерыв. Я буду на
противоположной стороне, в кафе "Шаффнерс Дели". Не могли бы вы передать это
Роберту?
- Я передам. Но шансов у вас мало.
- Как вас зовут?
- Шейла.
Он встретил Роберта Канта - пражского еврея, бежавшего в Америку в
тридцать восьмом году, - на одной из вечеринок в самом начале своей карьеры.
Это было в Беверли-Хиллс, на вилле, с тропическим садом, олимпийским
бассейном, блюдами с белугой, прохладной клубникой, дынями, манго,
французскими сырами; стоял мягкий калифорнийский вечер, пронизанный
похотливой карибской музыкой, коктейлями "Маргарита" и "Пина Колада". Они
говорили по-немецки, на тайном языке его юности, доступном лишь ста
миллионам чудаков-европейцев, что сразу их объединило. Так же, как в
детстве, встречаясь с представителями поколения своего отца, Грин чувствовал
себя безвольным ребенком; он и теперь вел себя, словно был сыном Канта
(Канту так и не удалось обзавестись собственными детьми).
Кант обратился к Грину, чтобы похвалить его статьи. Несколько раз на
страницах журналов "Лос-Анджелес мэгэзин", "Таймс" и "ЛА уикли" Грин
рассказывал о своих приключениях в Новом Свете, куда эмигрировал в
молодости, не отдавая себе отчета в том, с какой отличной от Европы