"Александр Владимиров. Таинственное послание ("Проклятое зачатие" #2)" - читать интересную книгу автора

третьих - страдальческие. Но ни у кого на лице не было НЕТЕРПИМОСТИ? И от
этого торговке сделалось страшно.
Снова шум и крики! Шум и крики!... ШУМ И КРИКИ!
А на противоположной стороне Марсова поля находился еще один
огромный участок земли, окруженный большим деревянным забором. Здесь тоже
шла торговля... Торговля людьми!
Они стояли в оковах: мужчины и женщины, совсем юные и уже в
возрасте; здесь и светловолосые германцы, и галлы, у которых уже не было на
лицах традиционных легкомысленных улыбок, и семиты с опущенными черными,
кудрявыми головами, и негры с непривычным для римлян цветом кожи, и великое
множество других наций, народностей, завезенных сюда со всего света. Одних
захватили в бою, других вывезли из захваченных колоний. Были и бывшие
квириты (полноправные граждане Рима. - прим. авт.), проданные родителями или
родственниками за долги. Некоторые из рабов взирали на разыгрываемое вокруг
них страшное действо с ужасом, некоторые с надеждой, что их не разлучат с
родными и будущий добрый хозяин возьмет себе всю семью разом, а некоторые -
равнодушно, потеряв всякий интерес к этой жизни. Тут же прогуливались
работорговцы, озабоченные лишь одним - как выгоднее совершить сделку.
Невысокий, хмурый Курций тоже чувствовал, насколько неудачный
сегодня день, рабов покупали плохо. Он даже не мог сбыть этого здоровенного
германца, такого отличного работника в хозяйстве. Курций в отчаянии кричал
покупателям:
- Посмотрите что за мускулы у него! А зубы... Открой рот, собака!
Может, вас пугает венок на его голове (символ того, что он захвачен в бою. -
прим. авт.), так он сейчас смирный. Смотрите, я его бью плетью. А он молчит.
И еще раз...
Германец застонал, и Курций отпрянул, как бы ненароком не
изуродовать раба.
Внезапно работорговец повеселел, он увидел Манцину - знатную и очень
богатую римлянку, когда она появлялась, то обязательно кого-нибудь покупала.
Вот и сейчас, она приказала рабам опустить носилки, молча кивнула постоянно
сгибавшему перед ней спину Курцию, и пошла вдоль колонны рабов. Шла она
медленно, внимательно оглядывая "товар". Она не требовала, чтобы рабов
выводили вперед, как полагалось на аукционах, наметанный глаз старой
римлянки сразу выхватывал достоинства и недостатки любого из них.
- Манцина, не хочешь ли взглянуть на германца? - воскликнул Курций. -
Высок, силен...
- Не болтай, Курций, - прошмакала Манцина беззубым ртом. - Я сама
подберу того, кто мне нужен.
Работорговец вновь подобострастно поклонился, слишком уж выгодным
покупателем была Манцина.
Солнце припекало нещадно, пот лился по обнаженным телам рабов и их
измученным лицам, глотая оседавшую на губах соль, пленники порой сами не
понимали, что это: пот или слезы? Но для старой Манцины, казалось, жары не
существовало, поддерживаемая слугами, она все ходила, выбирала.
- Сегодня ее интересуют женщины, - догадался Курций. - Если аккуратно
обратить ее внимание на двух молодых ливиек? Или вон на ту гречанку? Я
все-таки скажу, что она играет на арфе.
Пока он обдумывал, как ей лучше рассказать про гречанку и арфу,
Манцина остановилась напротив девочки лет двенадцати, которая испуганно