"Ивлин Во. Елена " - читать интересную книгу автора

часами. Но здесь, на земле, хочется и чего-то другого, ведь верно? Вот
возьми обоих Евсевиев *. Они, кажется, в каком-то родстве между собой и оба
ужасно милы. То есть чувствуешь, что они нам свои. Никомедийца я привезла
сюда. Он сейчас вроде как в опале и должен пока держаться подальше от своей
епархии. Тут нам повезло. Я как-нибудь приведу его к тебе. А кесариец не
смог приехать. Он из них самый ученый и ужасно занят. Они оба сейчас в
большом волнении. Понимаешь, в прошлом году в Никее все получилось не так,
как надо. А это было ужасно важно - не знаю в точности почему. Сильвестра
все это не интересует, он даже не поехал туда сам, а только послал своих
людей, но от них было мало толку. Видишь ли, ни у одного из западных
епископов нет ни одной свежей мысли. Они просто говорят: "Такова вера, в
которой мы воспитаны. Так нас всегда учили. Вот и все". Я хочу сказать - они
не понимают, что нужно идти в ногу с временем. Церковь уже не прячется в
подполье, это официальная религия империи. То, чему их учили, может быть,
вполне годилось в катакомбах, но теперь нам приходится иметь дело с куда
более просвещенным обществом. Я даже не пытаюсь понять, о чем там идет
вообще речь, но знаю, что решения собора очень разочаровали даже Гракха.
______________
* Евсевий Памфил, епископ Кесарийский (263 - 340) - христианский
философ, видный участник Никейского собора и автор принятого на нем
антиарианского символа веры; Евсевий, епископ Никомедийский (ум. 342 г.) -
на Никейском соборе один из главных сторонников арианства.

- Гракха?
- Дорогая моя, мы всегда называем его Гракхом. Понимаешь, из
соображений безопасности. У стен есть уши. После этого дурацкого указа,
который напрямик поощряет доносчиков, приходится соблюдать всяческую
осторожность. Произносить его настоящее имя у нас не принято: при этом все
чувствуют себя ужасно неловко. Конечно, нам с тобой можно, но я как-то уже
отвыкла. Так вот, ты знаешь, как у Гракха обстоит дело с греческим языком.
Он прекрасно может отдавать на нем приказы и все такое - это называют
гарнизонным греческим, - но когда за дело берутся профессиональные риторы,
бедняга просто теряется. Он не имел ни малейшего представления, о чем шла
речь в Никее. Он хотел только одного - единогласного решения. А половина
собора не желала даже вступать в споры, просто не желала слушать. Евсевий
мне все про это рассказал. Он сказал, что увидел, как они там сидят, и сразу
понял: их не переубедишь. "Такова вера, в которой мы воспитаны", - говорили
они. "Но это же противоречит здравому смыслу, - говорил Арий. - Сын не может
не быть моложе отца". - "Это таинство", - отвечали они, как будто этим можно
все объяснить. А кроме того, там было еще и множество борцов за веру.
Конечно, ими нельзя не восхищаться, это потрясающе - что им пришлось
претерпеть. Но ведь то, что человеку выкололи глаз или отрезали ногу, еще не
делает его теологом, верно? А Гракх, конечно, как солдат питает к ним особое
уважение. Так вот, из-за них, и еще из-за упрямых епископов Среднего Запада
и пограничных провинций - их было не так уж много, но они самые
твердолобые, - эти старые тупоумные мракобесы легко одержали верх, Гракх
получил свое единогласное решение и был счастлив. Только сейчас он начинает
понимать, что на самом деле ничего не было решено. Вселенский собор - самый
негодный способ решать такие проблемы. Все это нужно было без всякой огласки
уладить во дворце и потом объявить императорским указом. Тогда никто не смог