"Сара Уотерс. Нить, сотканная из тьмы" - читать интересную книгу автора

- Да я ничего, матушка... - запинаясь, торопливо сказала женщина, -
просто вы обещали переговорить. Утром мисс Хэксби половину обхода потратила
на Джарвис и меня не повидала. А братец дали показания в суде, и требуется
словечко мисс Хэксби...
Мисс Ридли снова ударила по решетке, и заключенная опять вздрогнула.
- Бабонька цепляется к любому, кто пройдет мимо камеры, - шепнула мне
миссис Джелф. - Хлопочет о досрочном освобождении, бедняжка; только, думаю,
сколько-то годков еще посидит... Ладно, Сайкс, отстань от мисс Ридли...
Лучше пройдите вперед, мисс Приор, а то она и к вам привяжется... Ну же,
Сайкс, будь паинькой и берись за работу!
Однако узница гнула свое, мисс Ридли ее распекала, а миссис Джелф
покачивала головой. Я прошла дальше по коридору. Тюремная акустика придавала
удивительную отчетливость жалобному нытью заключенной и ворчанью
надзирательницы; все женщины в камерах прислушивались, но, увидев меня перед
своей решеткой, опускали взгляды и продолжали шить. Глаза их казались
невероятно тусклыми. Лица - бледными, шеи, руки и пальцы - ужасно худыми. Я
вспомнила слова мистера Шиллитоу о том, что сердце узницы слабо,
впечатлительно и требует ладного шаблона, чтобы его сформировать. И тотчас
ощутила, как бьется мое сердце. Я представила, как его вынимают из моей
груди, а в разверзшуюся скользкую дыру впихивают грубое сердце одной из этих
женщин...
Я коснулась горла, ощутив цепочку медальона, а затем уже пульсирующую
жилку, и пошла чуть медленнее. Впереди была арка, отмечавшая поворот в
следующий коридор; она скрыла меня от надзирательниц, но углубляться в новый
проход я не стала. Привалившись спиной к побеленной тюремной стене, я
поджидала своих провожатых.
Вот здесь-то через секунду и произошло нечто любопытное.
Я стояла у первой двери из новой череды камер, возле моего плеча была
заслонка глазка-"пупка", а чуть выше - эмалированная табличка со сведениями
о заключенной. Лишь она говорила о том, что камера обитаема, ибо узилище
источало поразительное безмолвие, казавшееся глубже всей тревожной тишины
Миллбанка. Впрочем, не успела я вполне ему удивиться, как оно было нарушено.
Нарушил его вздох, всего один, но показавшийся идеальным, сродни вздоху в
рассказе; в этой обстановке он так дополнял мое собственное настроение, что
подействовал на меня весьма странно. Я забыла о мисс Ридли и миссис Джелф,
которые в любую секунду могли появиться для продолжения экскурсии. Забыла
историю о беспечной стражнице и заточенной ложке. Отодвинув заслонку, я
приникла к смотровой щели. Девушка в камере была так неподвижна, что я
затаила дыхание, боясь ее испугать.
Откинув голову и закрыв глаза, она сидела на деревянном стуле. Забытое
вязанье лежало на ее коленях, руки были слегка сцеплены, а повернутое к окну
лицо ловило жар солнца, озарившего желтое стекло. В солнечном луче резко
выделялся тюремный знак - войлочная звезда, небрежно вырезанная и криво
пришитая к рукаву ее бурого платья. Из-под чепца выбилась прядь светлых
волос, бледное лицо оттеняло линии бровей, губ и ресниц. Определенно, в ней
была схожесть со святой или ангелом с картины Кривелли.4
Я разглядывала ее с минуту; за все это время она не пошевелилась и глаз
не открыла. В этой неподвижности было нечто набожное, и я, вдруг смутившись,
решила, что она молится, и уже хотела отвести глаза. Но вот она
шевельнулась. Расцепила и подняла к лицу руки; в огрубелых от работы ладонях