"Герман Вук. Это Б-о-г мой [R]" - читать интересную книгу автора

большинства американских лидеров, заключается в том, что евреи имеют полное
право - или даже должны - придерживаться веры своих отцов. Однако
придерживаться веры своих отцов евреям мешает та сила инерции, которую еще
Алексис де Токвиль в 19-м веке считал одной из главных слабостей
демократического общества и которую он чрезвычайно удачно назвал "тиранией
большинства". Стремление соперничать с соседями и быть "не хуже, чем
Джонсы", желание вести себя так, как требуют общепринятые взгляды и
привычки, страх быть не похожим на других - все это есть не что иное, как
антиохово насилие в современных Соединенных Штатах. И то, что в древности не
сумел сделать меч, в наши дни с успехом делает сила внушения.

Было бы очень приятно поверить в то, что именно сходство событий,
увековеченных Ханукой, с положением евреев в современной Америке послужило
причиной того, что интерес к этому празднику возрос. Однако этот интерес
объясняется еще одной, причем совершенно очевидной причиной.

Этот второстепенный еврейский праздник случайно почти совпадает по
времени с одним из важнейших христианских праздников - Рождеством. И это
совпадение создало Хануку нового типа.

Прежняя Ханука была каким-то "полупраздником", который справляли в
скучную и мрачную зимнюю пору, когда на улице была пороша или пронизывающая
изморось, когда рано темнело и поздно светлело, когда серый сумеречный свет
даже днем разгоняли лишь желтые пятна уличных фонарей. Отец семейства утром
уходил на работу в будничном костюме. Дети торопились в школу, а после школы
им нужно было успеть сделать уроки. В синагоге в этот день служба не была
торжественной, не было чтения увлекательных библейских историй, красочных
обрядов. Восемь вечеров подряд отец, придя с работы, собирал семью и напевал
старинную молитву, которую напевают только в Хануку (так что дети на всю
жизнь запоминали лишь скучные зимние сумерки, шипение парового радиатора да
холодный ветер, швырявший в оконные стекла хлопья снега или струи дождя),
затем отец ставил на подоконник восьмисвечную менору и зажигал на ней свечи:
одну свечу в первый вечер, две - во второй, три - в третий и так далее,
пока, наконец, в последнюю, восьмую ночь не зажигались все восемь свечей.
Свечи, как и сам праздник, выглядели довольно жалко: тонкие,
бледно-оранжевые, они оплывали и очень быстро сгорали, - разве можно
сравнить их с субботними свечами, которые горят чуть ли не всю ночь?

Самым приятным был для детей первый вечер Хануку, потому что в этот
день родители и бабушка с дедушкой дарили детям деньги - четверть доллара
или полдоллара. Это было настоящее богатство, если только мать тут же не
вытаскивала медную копилку и не заставляла детей опускать полученные монеты
в ее отвратительную черную щель, которая поглощала половину радостей
детства. И кроме того в эту ночь на столе появлялись латки - картофельные
оладьи, испеченные в духовке.

В еврейских школах в Хануку устраивалось нечто напоминающее Пурим:
ставили спектакль, изображающий битву между евреями и греками, и дети с
восторгом надевали бумажные шлемы и вооружались картонными щитами и мечами.
Учителя рассказывали школьникам о восстании Маккавеев и еще добавляли