"Герман Вук. Городской мальчик" - читать интересную книгу автора

считая, пожалуй, кино), до последнего не уходил от пламени, догоравшего в
сумраке. Он мысленно попрощался с прохладным шершавым валуном, на котором
сидел, и со свежим запахом травы, разлитым вокруг, и нехотя поплелся домой,
и от его одежды восхитительно разило костром.
В Бронксе далеко не всем подросткам повезло с пустырями. Даже на улице
Гомера их то и дело подрывали динамитом, перекапывали паровыми экскаваторами
и застраивали жилыми домами. Герберту и его друзьям посчастливилось: из-за
близости улицы к реке Бронкс (ребята называли ее ручьем) и твердости
скальной породы вдоль нее строительство там не сулило такой выгоды, как в
других местах, и потому зеленую поляну на улице Гомера еще не смыло
кирпичным паводком. Все это было мальчикам невдомек. Родители поселились в
этом районе, потому что квартиры там стоили дешево, а дети были рады, потому
что им достались пустыри. В средней школе " 50 учителя из года в год тщетно
пытались чтением стихов привить мальчишкам любовь к природе. Сочинения о
природе были самыми занудливыми и бесцветными из всех писаний, какие
удавалось выжать из непоседливых бродяг, и никогда в этих рассказах о
природе не появлялось слово "пустырь". Но стоило ребятам вырваться из
тюремных стен школы, как они стремглав мчались на пустыри: гонялись за
бабочками, анатомировали травинки и цветы, разводили костры и провожали
завороженными взглядами тающие краски заката. Само собой разумеется, учителя
и родители были категорически против игр на пустырях и без устали издавали
соответствующие запреты. Это придавало запретному плоду тонкий привкус
опасности, столь лакомый в детстве.
Герби вошел в дом 2075 по улице Гомера - кирпичный утес, очень похожий
на другие кирпичные глыбы, протянувшиеся стена к стене на много кварталов по
противоположной от пустыря стороне. Дом был серый, квадратный, в пять
этажей, с ячейками окон, и от совершенной безликости его спасало только
парадное, принаряженное гипсовыми горгулиями над входом и сухими метелками в
потрескавшихся гипсовых вазах у зарешеченных стеклянных дверей. Внутри
парадный подъезд когда-то был расписан яркими фруктами, но под копотью,
которая ровным слоем оседает на городских стенах и шеях мальчишек, роспись
очень скоро превратилась в гниль. Мудрый домовладелец закрасил фрукты унылой
зеленой краской, и с каждым годом эта защитная маска все тускнела и
тускнела, не привлекая уже никакого внимания.
Мальчик взбежал по двум лестничным пролетам - при этом подошвы его
маленьких ботинок невидимо истончили и без того стертые каменные ступени - и
остановился у двери с номером ЗА, которая вела в кирпичное гнездышко,
бывшее, пока не истек срок найма, святилищем семейства Букбайндеров и
звавшееся домом.
Герби услышал, как мать хлопочет на кухне, расположенной налево от
входной двери. Вполне можно прокрасться и запрятать куда-нибудь свитер, от
него почему-то сильнее всего пахло костром. Мальчик тронул дверную ручку. Не
заперто. Он осторожно отворил дверь, рассчитывая, что посудный перезвон
заглушит скрип петель, и юркнул по коридору мимо клубившейся паром кухни к
спальням.
- Смотри, мам, Герби заявился, - раздался исполненный праведности голос
сестры Герберта Фелисии.
- Герби, иди-ка сюда! - позвала мать.
Мальчик замер на бегу и удрученно поворотил назад. Предательство сестры
не вызвало горечи в его душе. Это было одно из зол жизни, как школа и