"Инок Всеволод. Начальник тишины (Повесть-притча для потерявших надежду) " - читать интересную книгу автора

какого-то парня и захлопнула дверь. Парень стоял почти посередине комнаты,
спиной к Василисе, и беспомощно мял руки. Василиса бегло осмотрела его со
спины. Ее взгляд упал на завиток русых волос выбившихся из-за розового уха.
"Вот сюда, за ухо, ударь его", - оглушил Василису внутренний голос. Но это
не был ее голос. "Чей это знакомый противный голос?" - подумала она. "Ударь
его ножом за ухо, под завиток", - настаивал голос. "Это голос Князя! -
догадалась Василиса. - Я что, с ума сошла?!".
- Будь ты проклят, Князь! Будь проклят! - зашептала она голосом, полным
ненависти, и со всей силы ударила ножом по стене, к которой прижималась
спиной. Лезвие хрустнуло и со звоном упало на пол.
Влас вздрогнул и оглянулся. Перед ним стояла она (!), та самая
Василиса, которую он хотел увидеть, которой он жаждал рассказать про Гостя.
"Бывает же такое, - думал Влас. - Как будто мое воображение
материализовалось. Я такой ее и представлял. Прямые волосы вороньей масти до
плеч. Ахматовская челка, наполовину скрывающая высокий лоб. Небольшой прямой
нос правильной формы. Глубокие миндалевидные глаза цвета спелой черники.
Тонкие изогнутые брови. Белая с нежной синевой кожа. Лет двадцать или
немного больше. Она!".
Пораженный внешностью Василисы, Влас словно забыл про нож в руке
девушки.
- Ну, что уставился?! - грубо бросила Василиса, - давай, делай то,
зачем пришел.
"Надо же, - мысленно недоумевал Влас, - я даже голос угадал! Низкий,
бархатный...".
Влас поднял с пола сломанное лезвие, покрутил его в руке и обратился к
Василисе:
- Это что, made in China?
- Нет, Тайвань...
- Одно и то же. Это для детской коллекции ножички, а не для дела.
- Тебе-то откуда знать, поэт? - огрызнулась Василиса, а сама
настороженно подумала: "Небось, точно маньяк". Потом она прошла мимо Власа,
закинула рукоятку ножа в угол комнаты и села на кровать.
Влас подошел к стене, около которой до того стояла Василиса, опустился
на корточки, как некогда Гость в камере смертников, и спросил:
- Слушай, чего это вы сегодня все меня поэтом называете?
- Скажи - нет? Небось про какую-нибудь прекрасную незнакомку и про
сердечные страсти-мордасти пишешь стишки? Пишешь ведь?
- Да, нет. Я уже давно стихов не пишу. Лет в пятнадцать писал, а
сейчас-то мне уже тридцать два.
- Ну и что же ты писал?
- Хочешь, прочту?
- Это ты сам как хочешь. Твое время идет. Ты платишь.
- Вот было у меня такое:
Извините, люди, я не к вам спешил.
Вы ж никто великого в жизни не свершил.
Мне не нужно тихого счастья у огня.
Нужно очень дикое счастья для меня.
- Прямо, Бальмонт, - сказала Василиса более мягким тоном, чем прежде.
- Правда, когда я в зоне был...
- А ты и в зоне был?