"Шломо Вульф. В обход черной кошки" - читать интересную книгу автора

домами.Он был похож на старый город, с теми же орлами, атлантами и
сфинксами, но на три-четыре этажа выше. Здесь Россия демонстрировала
незыблемость своего политического выбора - власти золотого рубля над всем
миром хищников послабее...
"На той стороне моя гимназия," - вдруг тихо сказала Марина. "Кто ваши
родители? Простите, я хотел спросить, кем они были?" "Мой отец - Владлен
Сикорский..." "Тот самый!..." "Вот именно. Когда его убили... Ну, вы
помните, чем это всё кончилось..." "И пока он был жив, вы учились в
престижной гимназии и даже в Бестужевке, а потом партия бросила дочь
своего погибшего вождя, заставила зарабатывать... наготой? Почему?" "У
меня... У меня была одна фантастическая встреча, совершенно изменившая мое
мировоззрение. И я выступила историческом диспуте в Бестужевке с
антикоммунистических позиций. Меня тотчас же отлучили. Это у нас
просто..." "Вы полюбили антикоммуниста?" "Полюбила? Не думаю, он старше
даже моего отца. И он вовсе не антикоммунист. Очень интересный человек, но
дело совершенно не в этом. Из-за него и Лейканд ушел от коммунистов. Ну, в
общем, этот человек сначала Лейканду, а потом и мне что-то такое показал и
рассказал!.. Нечто невообразимо страшное. Я пыталась потом переосмыслить
все это. И вот сейчас, с вами, пытаюсь встать на привычные позиции. И - не
могу..." "Да кто же это был? И что такое он мог рассказать девочке,
выросшей в доме Владлена Сикорского, которого даже фашисты называли
совестью России?!" "Он - сионист, но суть не в этом... Совсем не в
этом..." "Вы - еврейка?" "По маме. Это у нас в партии прямо традиция что
ли..." "Я знаю. И что же? Вы теперь за создание еврейского очага в
Палестине? Но сионистская утопия еще слабее коммунистической, Марина. Вы
знаете, что все президенты Соединенных Штатов России всегда пресекали в
зародыше эту идею. Евреям, по-моему, в России гораздо лучше, чем даже в
Северо-Американских соединённых штатах. Почти вся эмиграция начала века
вернулась домой. Не вина России, что евреи кучкуются в местечках и в этой
ужасной Еврейской слободе Петрограда. Я совсем не юдофоб, терпеть не могу
Матвеева и его ублюдков, но считаю, что сионизм совершенно
бесперспективен. Он никогда и ни при каком раскладе не мог бы
осуществиться на этой планете. Евреям генетически чуждо чувство Родины.
Любой. Тем более своей." "Не надо мне об этом, - неожиданно мягко сказала
Марина, коснувшись его руки. - Я совсем не сионистка. И то, что он мне
рассказал и, главное, показал... не имеет никакого отношения к сионизму,
хотя главный кошмар касается все-таки несчастных евреев. Речь идет о
России, о коммунизме, о социалистической революции. О ее последствиях для
нашей страны. Когда я ему поверила, я сначала хотела просто принять яд."
"Познакомьте меня с этим человеком." "Это невозможно. Он опасается и
фашистов и коммунистов. Он скрывается." "И фашисты, и коммунисты охотятся
за одним и тем же человеком!? Но это невозможно. Да кто же он?" "Кто он?
Лучше скажите, кем вы будете считать меня, если услышите, что он родился в
Ленинграде, учился в Москве - столице Союза Советских Социалистических
Республик, а сюда попал из Израиля - мощного независимого еврейского
государства в Палестине?" "Н-ну, если так, то... Давайте-ка поедем ко мне,
выпьем по чашечке кофе, вы совсем продрогли. А потом я вас отвезу домой,
идет? А то от таких странностей мы сейчас оба настолько обалдеем, что нас
просто свезут в Гатчину, к последователям доктора Кащенко..." "Я так и
знала. Никто подобное не может сначала воспринять как-то иначе." "Просто