"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

жене, поскольку она считает, что он уже расстрелян.
На следующий день Костя Корзубый предложил мне поиграть в буру на
щелчки. Сначала он мне проиграл 10 щелчков, затем еще 20.Затем предложил
партию "на расчет" и выиграл ее.
Дальше я проиграл ему еще три партии. Он снова предложил играть "на
расчет". Азарт овладел мною, ставка уже была по 200 щелчков в партии. Игра
шла с переменным успехом. Но когда я должен был уже 5000 щелчков, я
предложил играть "на расчет". И когда я снова проиграл, то должен был 10 000
щелчков. Тогда Костя встал и сказал, что ему сейчас надо заняться другими
делами, а вечером - продолжим. Абаня (он был моим главным опекуном) подошел
ко мне и тихо сказал:
- Ну, что ты наделал? Опять жизнь проиграл, как в Астрахани.
Я забыл рассказать о том, что в Астрахани, в малолетней камере,
осваивая игру в стос, проиграл 67 паек хлеба, семь дней отдавал, а потом мне
скостили долг, предупредив на будущее, что больше пяти паек хлеба
проигрывать нельзя, так как человек должен или умереть, или сделать
какую-нибудь подлость с голоду, а, значит, такой проигрыш равноценен потере
жизни. Я все это учел и больше не играл в таких размерах на хлеб, но такого
подвоха, как здесь, не ожидал: для меня игра на щелчки была шуткой. В
действительности это была далеко не шутка.
К вечеру Костя вернулся из своих путешествий по камере и предложил мне
рассчитаться с ним. Я напомнил ему, что он обещал еще со мной сыграть. Костя
ответил, что он устал и потребовал расчета. Делать было нечего, я подставил
ему голову, а он с великим наслаждением начал бить мне щелчки с оттяжкой.
После 20 щелчков кто-то со стороны сказал, что нельзя бить в одно место. Он
с этим согласился и продолжал бить в разные части головы. Получив около 100
щелчков, я уже не знал, куда деваться. Вся голова была в шишках, гудела от
каждого нового щелчка, и каждый сантиметр на голове казался сплошной раной.
Я взмолился, попросил Костю перенести экзекуцию на завтра. Он остановился,
присел и сказал:
- А ты понимаешь, что завтра будет еще больней? Ну, чем ты можешь
расплатиться за щелчки?
Я предложил ему все свои вещи, которые на сей раз находились не в
камере хранения, а со мной. Он внимательно просмотрел оба мои чемодана и
вещевой мешок и счел возможным в расчет за 9850 щелчков взять у меня все,
что имелось: шубу на меху, два новых костюма, один из них с жилеткой, две
пары шевровых сапог, атласное одеяло и даже шесть пар прекрасных женских
трусиков, которые мама случайно положила ко мне в чемодан. Короче говоря,
все вместе с чемоданом было уплачено в расчет за нестерпимую боль от
щелчков.
Утром голова гудела. Мой братец, молча наблюдавший всю эту вечернюю
сцену, вытащил из своих вещей пару сапог и так же молча вручил их мне.
Последнее время он не разговаривал со мной ни на какие политические темы,
так как на его упрямую голову обрушился такой поток впечатлений, который
вряд ли способствовал укреплению его мнения о правильности действий власти.
Каждый день из нашей и других камер вызывали на этап. И каждый день в
камеру поступали новые. Сроки были в основном стандартные. Большинство имело
по десять лет.
Как-то ночью Абаня меня разбудил и сказал, что они решили "помыть"
(значит, ночью стащить что-нибудь у спящего) колхозничков. Камера спала;