"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

Все время, пока я работал над этой рукописью, я чувствовал заботу и
внимание Абу Тахира, постоянно интересовавшегося, как продвигается моя
работа, а также тех, кто часто собирался в его доме. Среди них бывал и
замечательный математик Абу-л-Хасан ал-Анбири, чьи советы были очень ценны
для моей работы, а афоризмы полезны для моего нравственного развития. Из его
мудрых изречений мне навсегда запомнились следующие:
"Доносчик, даже если он источает доброе наставление, всегда неприятен.
Если ты намерен совершить зло, то никогда не торопись это сделать.
Правду искреннюю стерпит от тебя даже недруг, а ложь оттолкнет тебя
даже от самого себя".
Так говорил ал-Анбири. И не он один был мудрым в этом собрании у Абу
Тахира в его доме. И я посчитал своим долгом сказать в своем трактате и о
том, что значила для меня их духовная поддержка. "Если бы не высочайшее
достоинство спрашивающего, да сделает Аллах вечной Свою поддержку ему,-
писал я об Абу Тахире,- и если бы не благородство собирающихся у него, да
будет это благородство вечным, я был бы в большом отдалении от всего, о чем
здесь написано, так как мое внимание и все мои силы расходовались бы на
выживание среди врагов моей души и ненавистников моей мысли". Там же я
написал о своем желании продолжить этот труд, если мне будет отпущено
необходимое время и будет сопутствовать успех в моих планах.
Абу Тахир был очень доволен моим первым трактатом и сразу же отдал его
переписчикам, чтобы те сделали несколько копий, которые по его указанию были
доставлены в различные библиотеки, а я получил время и условия, необходимые
мне для продолжения работы.
Обладая научным складом ума, я исследовал и анализировал все явления,
происходившие вокруг меня, и нередко объектом моих наблюдений становился
человек и, прежде всего, я сам. Так я, в частности, заметил удивительную
вещь: желания и предчувствия плотской любви, которые, как я уже писал, время
от времени посещали меня и в более юные годы, куда-то пропадали и не
напоминали мне о себе тогда, когда все мои мысли и душевные силы были
поглощены поиском Истины. Более того, каждый даже самый малый мой успех в
научном поиске, самое незначительное продвижение к цели приводили меня в
состояние восторга, и я испытывал какое-то высшее наслаждение, пред которым
бледнели все мои ожидания плотских радостей. Все это привело меня к выводу о
том, что приближение к Истине бесценно, а любовь к Истине является высшей
формой любви. Я не спешил делиться с другими этим своим открытием. Какое-то
чувство подсказывало мне, что к таким выводам каждый должен прийти сам по
себе. Более того, когда я окончательно сформулировал это свое открытие, мне
стало казаться, что я уже слышал эти слова от каландаров17, иногда
появлявшихся в Нишапуре и у медресе, и на базаре. Они неоднократно вступали
со мной в беседу, но я тогда еще не был готов к восприятию услышанного.
Видимо, для понимания их речей был необходим хоть какой-нибудь собственный
жизненный опыт, и в этом я постепенно убеждался.
То ли хакан Ибрахим в очередной раз забыл обо мне, то ли Абу Тахир
походатайствовал за меня перед ним, чтобы я мог еще некоторое время пожить в
его великолепном доме, да сохранит его Аллах навеки, но, так или иначе, я
получил возможность продолжить свои занятия алгеброй в тишине и спокойствии,
свойственных этой благословенной обители.
Радость моя по этому поводу была так велика, что я опять прямо на
страницах своего трактата воздал хвалу своему благодетелю, называя на сей