"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

сопровождаются необходимыми комментариями, кораническими параллелями и
вариантами поэтических переводов других авторов. Наличие вариантов переводов
рубаи помогает лучше понять мысль персидского поэта.
В нашем толковании Хайям предстает перед читателем как великий
суфийский поэт и один из ранних представителей исламского
религиозно-мистического направления в иранской поэзии, каким он и был в
действительности. Дерзкие обращения к Богу и споры с Ним, порицание показной
"святости" аскетов и исламского духовенства, пренебрежительное отношение к
храмам, воспевание женской красоты и запретного для мусульман вина,
содержащиеся в его стихах при прямом истолковании их смысла, открывали
возможность превращения Хайяма в атеиста, стихийного материалиста и чуть ли
не в революционера, чем и пользовались его комментаторы в период
существования в России идеологического единообразия. Устойчивость этого
искаженного образа Хайяма в значительной мере объяснялась полным отсутствием
у подавляющего большинства читателей каких-либо представлений о суфизме и
истории суфийского движения в мусульманском мире.
Собственно говоря, приход Хайяма в ряды суфиев был закономерен и почти
неизбежен, так как первой его книгой был выученный им наизусть Коран, а
вырос он в Нишапуре - одном из главных центров восточноиранского суфизма,
когда в нем еще была жива память о великом суфийском Учителе Абу Саиде
Майхани и еще звучали приписываемые этому шейху четверостишия, иногда не
менее дерзкие, чем те, что впоследствии создал Хайям. Да и само его прозвище
"Хайям", объясняемое, по установившейся традиции, предположением о том, что
оно связано с шитьем палаток, которым будто бы занимался его отец, могло
быть принято в юности самим Омаром в память об одном из первых знаменитых
суфиев ("Ал-суфи") - Джабире ибн Хайяме, умершем в 867 г. в Куфе.
Но главным доказательством принадлежности Хайяма к мистическому пути
являются его религиозное свободомыслие и его собственные проникновенные
слова о суфиях и суфийском методе познания, содержащиеся в его духовном
завещании - трактате "О всеобщности существования". При этом не следует
представлять себе Хайяма участником коллективных суфийских молений ("Зикр")
или дервишских плясок, поскольку суфизм многолик и многообразен, и уже
старший современник поэта и ученого Абу-л Хасан ал-Худжири писал о тайных
суфиях-интеллектуалах, следующих по мистическому Пути в одиночестве и без
огласки. Дальнейшая и современная история интеллектуального суфизма
подтвердила правоту одного из первых его теоретиков, и звучащие время от
времени заявления о том, что суфизм присутствует только там, где соблюдается
внешняя мистическая обрядность, не имеют ничего общего с действительностью.
Хайям был тайным суфием, во всяком случае, до того момента, когда
великий теолог ал-Газали публично обосновал соответствие суфизма религиозным
традициям Ислама, и его четверостишия были созданы до того, как в суфийской
поэзии утвердилась мистическая символика, так что отчасти Омара Хайяма можно
считать ее создателем, что отмечено Джамал ад-Дином ибн ал-Кифти, и поэтому
один и тот же суфийский символ - "Чаша", "Вино", "Лоза", "Саки",
"Возлюбленная" и др. - в его поэзии может иметь различные значения и
толкования, что и нашло отражение в комментариях к рубаи. Позднейшие великие
суфийские поэты, такие, как например, автор "Винной касыды" Омар
ибн-ал-Фарид (XII-XIII вв.) и Шамс ад-Дин Мухаммад Хафиз (XIV в.),
написавший "Поэму о виночерпии" ("Саки-Наме"), использовали уже устоявшиеся
суфийские поэтические образы.