"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

проложил этот путь тот, кто оказался в том списке, о котором она говорила,
впереди меня, но, когда она одела высохшую одежду и мы медленно возвращались
в усадьбу, она была весела и все время чему-то улыбалась, а я был в
растерянности.
Оказавшись один в своей комнате, я достал заветный кувшин и выпил чашу
вина. Все как-то сразу стало на свои места, тревога ушла, и мне захотелось
еще вина и... еще Туркан. С первым было проще и, опрокинув еще одну чашу
вина, я спокойно уснул.
Встречи наши продолжались на том же месте, на зеленом берегу у тихой
заводи. В моей комнате она больше не бывала, и я к ней не приходил: дом был
почти пуст, и наши перемещения по безлюдным коридорам и террасам легко могли
быть замечены прислугой. И мы под видом долгих прогулок почти каждый день
посещали наше место - место Предопределения, как мы его называли.
Впрочем, вскоре мы убедились, что место это принадлежит не только нам.
Однажды, когда мы отдыхали от любви, я почувствовал на себе чей-то взгляд со
стороны зарослей. Я обернулся и увидел желтополосатый лик тигра. Царь
Турана31 пришел посмотреть, чем занимаются люди в его владениях.
Почувствовав, что тело мое напряглось, Туркан тоже повернула свое лицо к
кустам, а я прижал ее моей, до этого ласкавшей ее рукой к земле, чтобы она
замерла и не шевелилась. Тигр еще некоторое время смотрел на нас, потом
зевнул, облизнулся и бесшумно исчез. По-видимому, он был сыт: стояло лето, и
джейраны, подходившие стадами на водопой, были для него легкой добычей. Я
обратил внимание на то, что Туркан не испугалась зверя,- в этом прекрасном
теле была бесстрашная душа! Я же испытал страх, и, как я был уверен, более
за свою подругу, чем за свою жизнь. И еще - где-то в глубине души - я был
горд тем, что выдержал взгляд дикого зверя, а позднее мне стало казаться,
что это тигр уловил в моем взгляде повеление отойти от нас. Я, конечно, не
приписывал себе силу господина нашего Сулаймана ибн Дауда (мир и
благословение Аллаха с ними обоими), но в моей последующей жизни были еще
случаи моего воздействия на зверей и даже на погоду32.
Тогда же тем не менее мы перестали посещать эту удаленную поляну, и
было у нас в то лето еще несколько встреч в доме, и при этом я тайком
приходил к ней, а не она ко мне, потому что я считал возможное наказание
любящего более справедливым, чем позор любимой.
Все мысли мои были в те дни о Туркан, и я почти перестал читать. Но ко
мне откуда-то свыше пришли стихи. Слова мои о любимой сами складывались в
песни помимо моей воли, но, вероятно, краткость и красота логики настолько
подчинили себе мой ум, что я просто не переносил длинных стихотворных форм.
Сначала мне казалось, что для выражения моих мыслей, желаний и тоски о
любимой достаточно маснави33, но знакомство с четверостишиями великого
хорасанца Абу Саида Майханы34 убедило меня в том, что эта форма стиха
наиболее соответствует моей душе, представляя собой, по сути дела,
силлогизм - основу присущего мне логического мышления.
Я не буду превращать эти свои записки в собрание своих стихов. Стихи -
они, как дети, отрываются от своего создателя и живут своей жизнью (а иногда
и умирают), но два моих самых первых четверостишия, рожденные любовью, я
хочу здесь привести:

Вином и розами у бегущей воды
Я буду наслаждаться с луноликой;