"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

выступив на рассвете, прибудут туда посредине дня, что позволит сразу же
удобно разместить тех из нас, кто попадает в сельджукскую столицу впервые.
И вот Исфахан предстал передо мной во всей своей дневной красоте
посреди зеленой долины, окаймленной почти со всех сторон чредами пологих
гор. Красивые дворцы и мечети, минареты и мосты радовали глаз, и я, еще
несколько дней назад видевший только мертвую пустыню, подумал о том, как
много значат реки, даже очень небольшие, в жизни людей. Именно возле них,
возле моего милого Джебаруда, возле Герируда и Зарафшана, возле Заендеруда,
возле звонкого ручья Мульяна, возникали и возникают красивые дворцы,
волшебные сады, напоминающие правоверному о джанне, и целые города. Реки,
ручьи и каналы, как вены, несущие кровь, разносят жизнь на земле Аллаха.
На следующий день меня пригласил к себе великий визирь и сообщил, что
его величество султан даровал мне участок земли и приказал возвести на нем
для меня дом и разбить сад, и что так как приказания султана выполняются
немедленно, то работа эта уже начата, а пока он, Низам ал-Мулк, предлагает
мне переселиться из временного лагеря к нему во дворец, где мне отведена
комната.
Шел 465-й год40, мне было двадцать семь лет, и я по-прежнему оставался
жителем чужих дворцов, на этот раз уже ненадолго. Великий визирь предоставил
мне полную свободу, и я бродил по Исфахану, где меня повсеместно окружали
следы ушедших поколений - брошенные дворцы, пришедшие в негодность мечети и
другие примеры разрушительного действия Времени. Но тут же рядом
я видел молодую поросль: город обрастал и новыми лачугами, и новыми
роскошными строениями. Такого ясного проявления круговорота времен я не
видел ни в своем родном Нишапуре, ни в Самарканде, ни в Бухаре.
Прошел месяц моего пребывания в Исфахане, и меня пригласил к себе
Малик-шах. Я не испытывал страха от предстоящей встречи - мое общение с
хаканами Бухары убедило меня в том, что сильные мира сего такие же люди, как
и их подданные,- со своими радостями и печалями. И если предстоящее
посещение дворца султана и вызывало во мне трепет, то только потому, что я
ни на минуту не забывал о том, что он стал темницей для моей вольнолюбивой
возлюбленной Туркан, и что ее сердце, когда я буду во дворце, будет биться
где-то совсем рядом со мной.
Султан Малик-шах был сердечен и прост в обращении, и я первоначально
посчитал эту простоту за проявление примитивности его характера. Однако наша
дальнейшая беседа убедила меня в том, что моя оценка была преждевременной.
Дело было так: когда мы сидели в гостиной, нас обслуживал красивый мальчик
из эмирских детей, и делал он это с большим изяществом. Когда он вышел,
чтобы принести султану трубку, я высказал свое удивление его совершенством,
и султан сказал мне:
- Не удивляйся. Ты ведь знаешь, что цыпленок, вылупившись из яйца,
начинает клевать зерно без обучения, но, если его вынести в поле, он никогда
не найдет дороги домой. А птенец голубки не умеет клевать зерно и лишь
раззевает клюв, чтобы мать положила ему туда пережеванную пищу, но, начав
летать, становится вожаком голубиной стаи, летящей из Мекки в Багдад. Так и
этот мальчик: его годы проходят в семье, где чтут этикет, а всем кажется,
что он усвоил его с молоком матери.
Я подивился этим словам и подумал, что человек, обреченный Аллахом на
власть над другими людьми, получает от Него вместе со своим Предназначением
способность мыслить ясно, четко и образно.