"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

что, оставаясь одна, она сбрасывает свой приветливый и радостный облик, как
ненужную одежду, и остается такой, какой ее не знает никто, и в том числе я,
ласкающий ее и ласкаемый ею.
И все-таки мне пришлось увидеть ее печаль: однажды в мои ворота
постучался измученный долгой дорогой путник, который сообщил, что он прибыл
с караваном из Хамадана и что его просили сообщить Саиде о том, что ее мать
и отец при смерти. Саида почернела от этой вести, и я подумал о том, что
передо мной не наложница, а человек, нуждающийся в помощи. Я же к тому
времени уже более десяти лет безвыездно жил в Исфахане, и мне захотелось
вновь подышать горячим ветром пустынь и повидать красоты незнакомых мест. В
Хамадане же мне хотелось побывать на могиле Учителя, потому что не было в
целом мире до сих пор более важного для меня человека.
Когда я объявил Саиде о предстоящей поездке, в ее безжизненных глазах
снова загорелся огонек. И через несколько дней мы с ней и с одним из моих
слуг уже двигались к северу в составе большого каравана. Наши с Саидой
верблюды шли рядом, и я время от времени ловил ее благодарный взгляд.
Ее отца и мать мы застали в живых, но отец умер на следующий день после
нашего приезда, а мать уже заметно шла на поправку. С ними мы нашли одного
из сыновей их хозяина, который ухаживал за ними, как за близкой родней. От
моего взора не укрылись взгляды, которыми обменялись Саида и Махмуд - так
звали хозяйского сына. Я ощутил в них любовь, усиленную разлукой.
Мне пришлось исполнить некоторые обязанности врача, хоть я, в отличие
от Учителя, не любил медицины. Я пощупал лоб больной, посчитал пульс и
пришел к выводу, что состояние ее удовлетворительное и будет непременно
улучшаться. Когда я это говорил, Саида и Махмуд стояли рядом, и я увидел,
что они - великолепная пара. Я подумал, что, если через день-два мы с Саидой
покинем Хамадан, и на этот раз, возможно, навсегда, во взгляде Саиды, даже
охваченной любовной страстью, я буду всегда видеть отражение Махмуда.
На следующий день я посетил могилу Учителя и долго советовался с ним
обо всем, к чему была небезразлична моя душа, и, конечно, о Саиде. И я
получил ответы. Один из них я вечером сообщил Саиде: я освобождал ее,
награждал за годы, проведенные со мной, и оставлял ее здесь, чтобы она могла
помочь матери вернуть здоровье и прожить возле нее отведенные ей Аллахом
дни. О Махмуде не было сказано ни слова, но в глазах Саиды я прочитал и эту
надежду, хотя мне казалось до этого, что она не подвержена таким бесполезным
чарам. Что ж, я сам однажды сказал о том, что научить добру людей
свободных - прекраснее, чем волю дать рабам. Свой поступок я посчитал для
Саиды уроком добра.
Итак, в Исфахан я уже возвращался один, пристав к небольшому каравану,
в планах которого была остановка в небольшом городке Нехавенде. Это было
симпатичное селение, но у меня с первых же минут пребывания в нем возникло
ощущение присутствия какой-то опасной тайны. В речах людей была
двусмысленность, фразы не договаривались до конца, но постоялый двор был
достаточно благоустроенным, а прислуга - внимательной, и мое беспокойство
улеглось. Отход каравана был назначен на полдень следующего дня, и я, встав
на рассвете, решил побродить по окрестностям городка. Однако когда я вышел
на его окраину, меня взял в кольцо отряд незнакомых людей, мне подвели
лошадь и очень вежливо попросили следовать вместе с ними в том направлении,
которое мне будет указано. Наш поход продолжался целый день, и я был вконец
измучен этой верховой ездой, от которой я давно отвык. Мы остановились на