"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

ответить не мог.
Потом я передал свою усадьбу ее новому хозяину, получил деньги, и мы
двинулись в обратный путь.
В Мерве я отчитался перед принцем Санджаром, который еще раз из
приличия спросил, не решился ли я возглавить здесь обсерваторию, и, услышав
мой прежний ответ, сказал, что в любом случае он будет рад видеть меня, если
я окажу честь собранию здешних ученых, став его постоянным участником.
В мервском медресе были очень огорчены тем, что я не привез им
обещанную книгу, но я попросил у них писца, и за неделю под мою диктовку он
записал ее. Потом мне рассказывали, что у одного заезжего ученого "Книга
спасения" Абу Али, мир ему, оказалась в личном багаже. Мервцы не поленились,
и двое преподавателей медресе засели за сверку ее с продиктованным мною
текстом, но никаких отличий так и не нашли.
После всех этих утомительных путешествий я отправился в Нишапур,
рассчитывая там прожить безвыездно несколько месяцев и хорошо отдохнуть. В
Нишапуре меня ждала приятная новость - переданная каким-то купцом книга
Хамадани "Сливки истин" и письмо от него. Я, по своему обычаю, начал с книги
и был приятно удивлен: в ней, наряду с высказываниями многих выдающихся
мусульман, содержались мысли знаменитых суфиев. Я с радостью читал: "Лишь
того, кто постиг бытие вечно Существующего, да будет Он благословен и
возвышен, может охватить не поддающаяся описанию великая Любовь к Нему и
всецелое посвящение себя Ему. Всякое возможно сущее - преходящее, за
исключением Истины вечно Существующего. Озарение Земли светом Солнца требует
особой связи между ними, и если эта связь распадется, то нарушится
способность Земли воспринимать свет Солнца.
Покровитель да возрадуется тому, кто стремится к внутреннему ощущению,
ибо самоочищение сопутствует людям, которые очистили свою душу от
нравственных пороков и скверны, и общение с такими людьми не
обременительно".
Как близки были моему сердцу эти слова!
Принимаясь за письмо Хамадани, я, еще не раскрыв его, вспомнил о тяжких
предчувствиях, мучивших меня в момент нашего расставания в Нехавенде, и
возрадовался их необоснованности: Хамадани был жив, творил и не забывал обо
мне! В своем письме он сообщал о новости, которая еще не дошла до Нишапура и
Мерва: оказывается, ал-Газали наконец обнародовал свои труды, в которых
суфизм был представлен как вполне законная ветвь ислама. Несколько самых
авторитетных теологов, ознакомившись с его "Воскрешением наук о вере",
выдали свои фетвы81, охраняющие эту книгу. Хамадани сообщал, что он писал
свою книгу под впечатлением этого события. Я тоже был очень рад тому, что
теперь о нас, суфиях, и о наших взглядах на мир можно будет писать прямо, а
не иносказательно.
Тем временем из Мерва возвратился мой свояк. Мы с ал-Багдади
разминулись: он ехал в Мерв как раз в те дни, когда я стремился в Нишапур,
чтобы отдохнуть от царских милостей и внимания. Через некоторое время мы
провели вечер в беседе за кувшином легкого вина. Ал-Багдади был разочарован
тем, что Судьба на этот раз избрала центром Хорасана не наш Нишапур и его
цветущую долину, а окруженный пустынею Мерв, город с более суровым климатом,
находящийся, если быть точным, за пределами нашего округа.
Я понимал, что корень огорчения моего свояка скрыт не в географии и не
в климатологии. Ученым необходимо общение с себе подобными, даже если не все