"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

официальную часть моей миссии можно было бы считать законченной.
Мне оставалось продать усадьбу, что также произошло без задержки,
нанести визиты во дворцы властителей, отыскать "Книгу спасения" и побывать
на местном кладбище, почтить память тех, кого я не застал здесь живыми, и в
который раз подумать о бренности жизни. Планируя эти свои дела, я впервые
осознал себя стариком - сегодня я уже был на год старше Учителя, но как
мало, по сравнению с его наследием, то, что я сам оставлю людям!
Султан Мухаммад, сменивший в прошлом, 498-м, году рано покинувших этот
мир Барк-Йарука и Муйиз ад-Дина, принял меня ласково. Видимо, в памяти всех
детей покойного Малик-шаха, мир ему, сохранилось убеждение в том, что именно
я спас их от смертельной болезни. Я чувствовал это, но старался поскорее
уйти от этих мыслей и ощущений, так как они напоминали мне не о моем
триумфе, а о моем бессилии. Я не мог забыть прекрасную царицу Туркан, с
мольбой обнимающую мои ноги, и спокойный взгляд малыша Махмуда, которого
тайком от меня все же каким-то непонятным мне образом похитила Смерть.
На следующий день после посещения султана Мухаммада я отправился во
дворец покойного Низама ал-Мулка. Его сын - великий визирь - был очень занят
государственными делами, но все же уделил мне полчаса, угостив хорошим кофе,
равный которому мне не приходилось пить в кофейнях Мекки и Багдада. Мне
понравилось, что Муайид перенял от своего отца пристрастие к этому напитку.
Я попросил разрешения визиря поработать в его библиотеке и отправился туда
по знакомым мне коридорам. Я без труда обнаружил там "Книгу спасения"
великого Абу Али, мир ему, но библиотекарь без разрешения визиря ни за что
не хотел отдавать ее мне в Мерв для переписки. Я не осмелился еще раз
побеспокоить визиря по такому пустяку и решил, внимательно прочитав ее,
продиктовать текст писцу по возвращении в Мерв. Обычно для полного
запоминания книги мне бывало достаточно трех ее прочтений, но сейчас я решил
прочитать ее раз шесть, чтобы затем точнее воспроизвести ее во всех деталях.
Я засиделся в библиотеке до позднего вечера, и это не было мне в тягость: я
как бы провел время в долгой беседе с Учителем, и наслаждение от этого
превышало усталость.
На сей раз я не зависел от чужих караванов, поскольку со мной был отряд
сопровождения, готовый в любой момент двинуться в путь по первому моему
слову, но я решил провести в Исфахане еще сутки, устроив себе день безделья.
Этот день для меня памятен. Я побродил по знакомым мне местам, где мы
пировали с друзьями, вспомнил уже покинувшего этот мир ал-Васити и его
заветное правило, которому он был верен всю жизнь. Он говорил: "Если ты
достиг чего-то благодаря ошибочным мнениям, то это не должно побуждать тебя
к повторению ошибки, поскольку благополучный исход ошибки - редкость".
Зашел я и в покинутый дворец Малик-шаха. Когда я говорю слово
"покинутый", я не имею в виду то, что он пуст и брошен на произвол судьбы,
превращаясь в руины. Во дворце Малик-шаха сохранилась челядь, в обязанности
которой входило содержать в порядке все дворцовые строения, но отсутствие
властного хозяина поощряло нерадивость слуг. В одной из греческих
религиозных книг я прочитал слова "мерзость запустения", и они мне
запомнились. Теперь я убедился воочию, как мерзость запустения обволакивает
места, где еще совсем недавно кипела жизнь. Безлюдье привлекало птиц, и они
были здесь повсюду, заполняя мир своим щебетом и писком, а одна из них
почему-то жалобно и громко кричала, и в ее крике мне слышался вопрос: "Куда?
Куда? Куда?" Куда ушел этот былой блеск и куда исчезла моя Туркан, я