"Филипп Янси. По образу Его " - читать интересную книгу автора

Пожилой учитель лишь хмурился и качал головой. На этот вопрос существовал
всего один ответ: "Свой большой палец, сэр". Почему? Палец всегда наготове,
он есть у каждого доктора. Именно палец обеспечивает отличное сочетание силы
нажатия с мягкостью и податливостью.
Следующий вопрос Сэра Ланселота был таким: "А какой Ваш самый большой
враг в случае кровотечения?" Мы обычно отвечали: "Время, сэр". Тогда он
спрашивал: "А какой самый большой друг?" И мы снова отвечали: "Время".
Сэр Ланселот терпеливо объяснял нам: пока продолжается потеря крови,
время - враг. Секунда за секундой жизнь уходит, пациент становится все
слабее и слабее, и наступает момент, когда вернуть его к жизни уже
невозможно. Трудно не поддаться панике, не схватиться за щипцы и не пережать
кровоточащие сосуды в нескольких местах. Это лишь осложнило бы ситуацию.
Но как только я прижму палец к месту кровотечения, время становится
моим другом. Торопиться уже не надо; я могу не спеша подумать, что
предпринять дальше. Организм сам уже спешит на помощь: образуются сгустки
крови, чтобы заполнить брешь в стенке сосуда. Я спокойно обдумываю и
принимаю решение: подготовить пациента для переливания крови, или попросить
принести мне специальный инструмент, или позвать ассистента, или увеличить
надрез, чтобы получить больший доступ к нужному месту. (Однажды у меня был
такой случай: я удалял у пациента больную селезенку, когда неожиданно
началось сильное кровотечение. Тогда я продолжил операцию одной рукой, а
кулак другой прижал к порезу в сосуде, чтобы остановить кровотечение. Это
продолжалось 25 минут. Операция была доведена до конца). Плотно прижатый к
месту кровотечения палец - вел икая сила. В это время я могу что-то делать
другой рукой, мне может помочь ассистент. Чаще всего оказывается, что делать
ничего не надо: кровотечение обычно прекращается.
В такие моменты наивысшего напряжения, когда уровень адреналина резко
подскакивает, очень часто я испытываю состояние особого душевного трепета. Я
чувствую себя заодно с миллионами живых клеток, борющихся за выживание в
кровоточащей ране. Это кажется невероятным, но это так: обычный палец -
единственное, что стоит между жизнью и смертью пациента.
Пережив множество подобных ситуаций, не раз испытав сильнейшее
напряжение в операционной, каждый хирург ставит знак равенства между кровью
и жизнью. Они неразделимы: потеряв одно, вы теряете другое.
Почему тогда христианское понятие о крови противоречит представлениям о
ней хирурга?

Прежде всего я должен признать: иногда ассоциации, связанные с
христианским символом крови, вызывают у меня неприятное ощущение. Воскресное
утро. Я еду на машине из Карвилльской больницы в Новый Орлеан и включаю
радио. Слышится тяжелое дыхание пастора, читающего проповедь для прихожан
своей церкви. Мрачным голосом он описывает страсти Христовы на кресте. Он
объясняет со всеми подробностями, как крест привязывается к спине,
кровоточащей от ударов плетей. Приглушенные всхлипывания прокатываются по
рядам собравшихся, когда пастор показывает десятисантиметровый шип и
демонстрирует, с какой жестокостью солдаты натянули венок из таких шипов на
голову Иисуса. Каждый раз, когда проповедник произносит слово "кровь"
(которое он как-то особенно растягивает), рассказывая о забивании гвоздей,
об ударе копья в бок, создается впечатление, что он испытывает новый прилив
энергии.