"Михаил Яворский. Поцелуй льва " - читать интересную книгу автора

среди икон в церкви св. Юра.
Я не мог припомнить ничего такого, за что меня могли вызвать к
директору.
Тихонько постучал, надеясь, что по каким-либо причинам ее не будет в
кабинете. К сожалению, я сразу услышал ее властный голос: "Заходите!"
Входя, я почувствовал, как дрожат мои ноги.
Директриса стояла за огромным, новым дубовым столом. Не сводя с меня
глаз, она предложила мне сесть. Она тоже села. Я надеялся, что она сразу
скажет, зачем вызвала, но она молча осматривала меня. Я и сам внимательно
смотрел на нее с выражением уважения.
Я впервые видел нашу директрису так близко.
Короткая стрижка - это понятно: большинство, как у нас говорили,
"восточниц" имели короткие волосы в знак того, что они активно строили
коммунизм. Но теперь я заметил, что волосы у нее тонкие-претонкие ?
казалось, что каждая волосинка росла отдельно, торчала как иголка у
дикобраза. Губы у нее были тонкие, уголками вниз с четкими, словно
карандашом обведенными контурами, и поэтому ее рот выглядел так властно, как
у довоенного директора.
Наконец, подняв брови, она сказала:
- У меня о тебе очень хорошие отзывы. Можешь гордиться собой.
Она замолчала, давая мне время оценить комплимент.
- Спасибо товарищ директор, - ответил я, не зная что сказать, смущаясь,
так как что-то мне подсказывало, что похвала директора может быть опаснее,
чем взыскание.
- Учителя говорят, - продолжала она, - что ты активист, один из самых
умных в классе, отличник по большинству предметов, в частности по физике и
математике. Ты - пример для других. Нам нужны такие люди - будущие ученые.
От тебя зависит будущее коммунизма.
Она говорила медленно, каждое слово звучало как солдатский шаг, на
последнее предложении сделала ударение. Мне было лестно, что от меня
зависело будущее коммунизма. И хотя тогда я еще не знал, какое мне дадут
задание, я радовался, что директор Боцва была так уверена во мне. Ее вера в
мои способности разжигала мой энтузиазм на будущее. Я удовлетворенно
улыбнулся, представив в будущем себя за таким же как у нее столом, а
возможно и большим.
Директриса, когда стояла, была ни высокой, ни низкой, но теперь, сидя
за столом, она казалась мне настоящей великаншей. Три портрета сзади на
стене, добавляли ей важности и значительности. Посередине, где когда-то
висело распятие, теперь находилось изображение человека с отцовской улыбкой
и пронизывающим взглядом. Это был Сталин - архитектор коммунизма, вождь
пролетарской революции. Правее - портрет круглолицего усатого мужчины с
низким лбом и копной волос. Его грудь с рядами медалей, как вспаханное поле,
компенсировали невыразительность его лица. Это был Ворошилов - маршал
Красной армии, защитник достижений пролетарской революции. Левее Сталина был
изображен Молотов, комиссар иностранных дел, который полтора года назад
подписал с Германией Пакт о ненападении. Пенсне на его задранном носу
напоминало мне пани Шебець.
У Боцвы было, безусловно, достойное окружение. Эти трое, в случае
необходимости, были в ее распоряжении, о чем свидетельствовала ее
самоуверенность. Опираясь обоими руками на край стола, она наклонилась,