"Михаил Яворский. Поцелуй льва " - читать интересную книгу автора

толпе. Казалось, что единственной недвигающейся частью его лица были те
смешные усы. Он говорил про предназначение Германии руководить миром,
требовал большего Lebensraum[6] для немецкого народа. Богдан толковал это
так, что Гитлер имеет намерение завоевать себе несколько европейских стран и
сделать из них колонии.
В другом выпуске новостей мы видели Сталина. Его лицо казалось вылитым
из стали. Понятная, если не презрительная, улыбка на его лице как бы
свидетельствовала, что он знает какую-то тайну. Как и Гитлер, Сталин имел
усы, но они у него напоминали густую наежившуюся щетку.
После кино Богдан спросил: "А ты знаешь, кем были и чем занимались
Гитлер и Сталин до того, как стали теми, кем они есть сейчас?"
Этот вопрос озадачил меня. Из уст Богдана он звучал как мат, в наших
шахматных соревнованиях. Чувствуя мое невежество, Богдан продолжал
образовывать меня, не ожидая признания, что я никогда и не думал об этом.
- Ну что, Михаил, - сказал он сухо и важно, как директор нашей школы, ?
ты должен знать что Гитлер австриец. Во время Первой мировой войны был
капралом, а после войны зарабатывал себе на хлеб маляром, пока не стал
фюрером Третьего Рейха.[7] А Сталин, ты будешь смеяться, был всего лишь
сыном грузинского сапожника. Он изучал богословие, хотел стать священником,
но стал атеистом и еще и коммунистом.
Осведомленность Богдана - а он любил ей похвастаться - всегда
впечатляла меня, хотя я иногда имел предчувствие, что все это он выдумывает.
Один раз он спросил меня, знаю ли я, что Иисус был педерастом, на что я
отрубил, что ему, наверно, клепки в голове не хватает и чтобы такой дурости
я больше не слыхал. Мой ответ его нисколько не смутил. Сказал только: "Даже
если это неправда, над этим стоит помозговать".
- Значит, вы нас покидаете! - с жалостью вскрикнула пани Шебець, когда
пан Коваль появился на веранде. Он был в коричневом твидовом пиджаке и серых
штанах, а в руках держал свою обыкновенную кожаную сумку. Рубашка с
накрахмаленным белым воротничком, темно-синий галстук и золотистая тесемка
придавали ему вид настоящего джентльмена.
- Что-то мне не очень верится, что вы просто едете проведать сестру, ?
сказала пани Шебець, укоризненно поглядывая на пана Коваля. - Очередное
любовное свидание?
Пан Коваль проигнорировал ее вопрос, но она не успокаивалась.
- Знаете, Иван, все эти ваши поездки в этом году кажутся мне очень
удивительными. - Она глубоко вздохнула и с ноткой ревности в голосе
продолжила. - Чем вы на самом деле занимаетесь? Почему так часто слушаете
Берлин по тому своему приемнику? Скажите-ка, Иван, вы случайно не немец, не
шпион? Да?
Как разбалованный ребенок, которому не дали пирожного, но который
упрямо пытается его выдурить, она ждала ответа пана Коваля. Я и не думал,
что у нее такое буйное воображение. Она прекрасно знала, что пан Коваль
увлекался изучением иностранных языков. Однако, как он говорил, наиболее ему
нравился язык Гете и Шиллера. Поэтому он так часто настраивал радиоприемник
на берлинские волны.
Наверно, привыкший к упрекам пани Шебець, пан Коваль спокойно пропустил
мимо ушей ее подозрения. "Не беспокойтесь обо мне, - сказал он. ?
Позаботьтесь о Михасе, смотрите, чтобы он не был голодным". Он повернулся ко
мне: "А ты, Михась, не забудь, что первого сентября начало учебы".