"Михаил Яворский. Поцелуй льва " - читать интересную книгу автора

фотографии из учебников истории. Сомнений не оставалось - я согласился.

ПОХОДНЫЕ ГРУППЫ

Наша группа упорно двигалась по тропинке, что стелилась параллельно
дороги из гравия. Мы не торопились, шли размеренным шагом. Нас ожидали
несколько недель хода. Конечным пунктом у нас была Белая Церковь - городок в
500 км от Львова и в каких-то 40 - от Киева. Когда мы выходили из Львова,
Белая Цековь была в руках Красной армии, поэтому мы не знали, когда туда
прибудем. Все зависело от скорости продвижения немецкой армии.
Тропинка была сухой. Уже две недели с начала войны, но не упало ни
одной капли дождя. Наша обувь поднимала тучи пыли. У каждого был рюкзак. По
дороге мы не встретили ни души.
Мы были одной из бандеровских "походных групп" - одной из многих,
которые послали на восточную Украину. Нас было трое: наш руководитель пан
Сорока, Богдан и я. Перед тем как выступить в дорогу, мы с Богданом прошли
недельную подготовку - изучали программу Организации и способы образования
местных постов. Наши рюкзаки были наполнены агитлитературой и плакатами. Я
едва нашел место для одной рубашки и нижнего белья. Единственная пара носков
была на мне.
Руководителем нашей группы был пан Сорока - "старый волк" Организации.
Он прибыл с "немецкой стороны" через несколько дней после "Нахтигаля". Он в
совершенстве владел немецким языком и носил зеленую "тирольскую" шапочку.
Эта шапочка и густые усы были ему очень к лицу, как и сапоги, которые он
ежедневно чистил. Его белоснежные зубы сразу бросались в глаза, как и очки в
толстой оправе. Был одет в такие облегающие галифе, что впереди виделся
бугорок. Как для мужчины, которому за тридцать, он был очень быстрым и
проворным. Кода я или Богдан замедляли движение, он подбадривал нас словами:
"Представьте себе, что если мы не потеряем темп, то первыми придем в Киев и
установим наш национальный флаг на соборе св. Софии".
Он загорелся идеей прибыть первым в Киев и хотел заразить этим желанием
нас с Богданом. Разговаривал тихо, никогда не повышал голос, словно в его
словах не было никаких эмоций. Его голос был голосом Организации. Время от
времени он распространялся о преданности "нашему делу", у меня было жуткое
чувство, что слушаю выступления директрисы Боцвы про славное будущее,
которого я так счастливо избежал. Его голос был бесцветным, монотонным, с
нотками приглушенной надменности, если не агрессии. Как-то я об этом
заговорил с Богданом, но он заявил, что это все плоды моей извращенной
фантазии. "Пан Сорока, - сказал Богдан, - настоящий патриот, нам повезло что
он наш руководитель, нам есть чему у него поучиться".
С тех пор я держал эти мысли при себе. Чем дальше, тем больше Богдан
попадал под чары нашего руководителя. Однажды, когда я запротестовал против
приказа Сороки идти дальше, Богдан полностью согласился с ним, что в
"походной группе" должна быть такая тесная связь, как нитки в материи, и
поэтому тут нет места тем, кто выбивается из ритма. Я ничего не имел против
такого постулата, но марширование было нудным и ограничивало свободу. Прожив
два года по "указаниям партии", мне было необходимо "сбиться с шага",
побегать по полю, поваляться в траве, дышать как мне захочется.
Мы шагали день за днем, ночуя в пустых сараях и конюшнях. Дорога,
обрамленная тополями, стелилась перед нами, как серебряный узор. Пшеничные