"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Йенс ("Химмерландские истории" #2) " - читать интересную книгу автора

счастливые дни. Едва сдав военный мундир и переодевшись в куртку из
домотканой шерсти, он поспешил домой в далекую деревню Гробёлле, увозя с
собой свои сокровища - знания и уменье - и горя нетерпением поделиться своей
мудростью с земляками и озолотить всю округу. Спустя месяц после его приезда
домой за ним закрепилось прозвище "полоумный из Гробёлле".
Мудреного тут, впрочем, ничего не было, потому что при всех гениальных
способностях Йенса у него начисто отсутствовало умение приспосабливаться к
обстоятельствам, которое является прирожденным свойством крестьянина, а ведь
он был крестьянских кровей.
В нем совершенно не было мужицкой робости, которая скорее всего есть не
что иное, как трусость и страх перед недоброжелательством окружающих, но
которая учит человека знать свое место и делает его уживчивым. Йенс не
обладал бесконечно тонким уменьем подлаживаться под общий тон где-нибудь в
сельской лавке, держать нос по ветру, подпевать всем и каждому, не набивать
себе цену, не выпячиваться, но вместе с тем не давать о себе забыть. Однажды
он с шумом ворвался к лавочнику в Кьельбю и огорошил его и всех
присутствующих своей химией.
- Как, по-твоему, что это такое? - грозно вопросил он, вперив в
лавочника пристальный взгляд своих синих, как небо, глаз и, схватив мешок с
медным купоросом, приподнял его на вытянутой руке.
- Иисусе, ясное дело, это медный купорос, им известку подкрашивают
перед тем, как стены обмазывать. Кто ж этого не знает?
Но у Йенса был в запасе иной ответ:
- Это сернокислая окись меди, дурья твоя башка!
- Ишь ты! А мне и невдомек!- миролюбиво ответил лавочник. Взгляды
присутствующих расползлись по углам, едва заметная ухмылка обнажила зубы,
сжимавшие трубки. А Йенс читал свою лекцию увлеченно и в полный голос, не
обращая внимания на донимавших его мух. Люди, которые слышали его в тот раз,
первыми распустили слух о том, что Йенс на солдатской службе повредился в
уме. Толки о его полоумных речах дополнялись рассказами о его диких
выходках, которые многие наблюдали собственными глазами. Йене, стало быть,
явился в Кьельбю малость позабавиться, и после того как он раз объяснил про
все, что было в лавке, и отбарабанил подходящие к случаю химические
прибаутки, он пристал к какому-то крестьянину в лавке с вопросом, может ли
тот сделать прыжок, не касаясь земли ни головой, ни руками.
- Навряд ли! - ответил крестьянин, у которого к тому же в одной руке
был узелок с дюжиной яиц, а в другой - горшок с маслом.
- А вот я могу, тощий твой зад! - объявил Йене, презрительно фыркнув, -
Гляди сюда, черт возьми!
С этими словами Йенс подпрыгнул высоко вверх, перекувырнулся назад так,
что каблуки его деревянных башмаков мазнули по развешанным под потолком
съестным припасам и льняному товару, и вновь опустился на ноги! Кирпичный
пол в лавке треснул в двух местах. Какая-то старуха стала громко молиться.
Остальные зажмурили глаза, как от яркого света, но не проронили ни слова.
Затем Йене в сопровождении молчаливой толпы любопытных отправился на гумно
Ове Йоргенсена; там он, зацепившись пальцами ног за распорную балку, повис
вниз головой и, вращая глазами, принялся объяснять стоящим внизу людям про
относительность силы тяжести; он утверждал, что иной раз можно долго
находиться вниз головой, ну, например, в космосе, где жалкая сила земного
притяжения не имеет никакого значения. Народ, окончательно сбитый с толку,