"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Тихое прозябание ("Химмерландские истории")" - читать интересную книгу автора

прошло не больше трех дней с тех пор, как он говорил с Кирстине, тогда он
ничего не заметил. Ясное дело, она слушала его нежные слова, а в голове у
нее было совсем другое; она отвечала Нильсу губами, а Паулю сердцем. Неужто
ее и вправду соблазнили?
Нильс прибавил шагу, он пришел в страшное возбуждение от этих
воспоминаний. Ведь не так давно он умолял Кирстине, он живо все помнил.
Но она стала его увещевать, так, мол, и так, надо не забывать про
девичью честь, что скажут люди и тому подобное... И Нильсу пришлось
согласиться с ее разумными речами. Теперь он видел перед собой Пауля из
Кьерсгора, тучного, краснолицего, прыщавого. У него заныло сердце, и он еще
прибавил шагу, пытаясь заглушить в себе эту муку. Нильс представил себе
парней, которые сидели рядком на краю канавы, чуть не лопаясь от смеха. Он
думал о Кирстине, рослой, разумной девушке, которая шла где-то
далеко-далеко, прямо к воротам Пауля из Кьерсгора, она все шла и шла, не
останавливаясь. И каждая картина, всплывавшая перед его глазами, была словно
какая-то злая сила; она причиняла ему боль. Он досадовал, он отказывался ее
видеть, гнал ее прочь. Он шел, а сознание постигшего его горя становилось
все острее. Он шел, не разбирая дороги, обливаясь потом.
Нильс-Кристиан служил у Андерса из Хольмгора. Место было хорошее, и
Нильс пользовался уважением на службе. Его и наняли, потому что он был
работящим и честным, как, впрочем, и большинство парней в округе. Служить в
усадьбе Хольмгор считалось делом почетным. Нильса-Кристиана ценили, и это
способствовало тому, что он стал вежливым в обращении и уступчивым. В
последнее время он к тому же был доверчивым и откровенным из-за того, что
они с Кирстине поладили.
А теперь все разбилось вдребезги.
Нильс пересек жнивье, шмыгнул в узкую высокую садовую калитку прямо под
самой крышей и завернул за угол конюшни. Он отворил обе створки дверей, лицо
ему обдало теплым, сладким конским духом. В темноте лошади мерно жевали
солому. Они, видимо, повернули головы в его сторону, так как он услышал, что
они стали жевать громче. Узнав Нильса, они снова зарылись мордами в
соломенную сечку и добродушно замахали хвостами.
Нильс-Кристиан ощупью пробрался в камору для работников и сразу же
попал в сонное царство. Коротышка Антон храпел на все лады. И в
бессознательном состоянии он продолжал жить своей обычной жизнью. Нильс
достал спички, зажег фонарь, поставил его на стол и начал раздеваться; потом
он повесил часы на стенку и положил шейный платок на подоконник, но,
оставшись в одной рубашке, он вдруг решил, что ложиться спать рановато. Он
оглядел камору.
Антон лежал, обливаясь потом, на перине и, широко разевая рот, с шумом
всасывал воздух, как землечерпалка. В полумраке углов каморы висела паутина,
на полу валялись деревянные башмаки и старые слежавшиеся пучки соломы.
Картина была невеселая.
Нильс протянул руку к потолочной балке и достал оттуда шомпол, у
которого был прикреплен с одной стороны стопор. Он разрядил ружье и повесил
его. Что же дальше?
Теперь, когда делать было уже нечего, он снова с горечью подумал о
своей беде. Он обошел конюшню с фонарем в руке, осветил ясли с соломенной
сечкой, чтобы посмотреть, достаточно ли соломы нарезал Антон. А потом снова
вернулся в камору и сел за стол, подперев щеку рукой.