"Роберт Янг. У шатров Кидарских" - читать интересную книгу автора

или нет. А им можно было восхищаться. Колонисты Эбонона справедливо, хоть и
несколько агрессивно, гордились той страной, которую создали так далеко от
своего дома, и, памятуя о неравенствах и несправедливостях земного прошлого,
навеки провозгласили эту страну оплотом свобод и чистоты демократического
общества; но кому, как не Истклифу, было не знать, что на самом деле крылось
в умах колонистов, потому что он, Истклиф, был тут королем. И ввиду этого
ему не пристало испытывать чувства к прекрасной простолюдинке, стоящей перед
ним, а следовало оставаться к ней равнодушным, словно она слеплена из глины.
Но это ему не удалось. Глядя в ее золотисто-карие глаза, замечая при
этом, как вьются и шевелятся на ветру темно-рыжие волосы, он вдруг понял,
что просто невозможно поверить, что нечто настолько обыденно-земное, как
агентство по найму, могло послужить причиной того, что она появилась здесь,
в его конторе. Эта девушка только что сошла со склона Олимпа, будучи дочерью
какого-то современного Зевса, зачатой им с инопланетной речной русалкой. И
она была так молода, так пронзительно молода, что у него разрывалось сердце.
Впервые, увидев ее гладкую и безупречную кожу на фоне своих загрубелых рук,
он испугался, что в ком-то может появиться отвращение к нему, такому уже
далеко не молодому человеку. Но этого не случилось. Не было действительных
причин, по которым она могла испытывать к нему неприятные чувства. Ему было
немного за сорок, он был силен и строен и в ту пору еще не стал носителем,
хозяином, смертельных симптомов болезни Мейскина.
Его страдающая атеросклерозом мать поначалу была шокирована Анастасией.
У девушки не было семьи, ее прошлое было неясно. По всему выходило, что у
нее не было за душой необходимого, чтобы достойно нести имя Истклифов.
Сестра Истклифа поначалу тоже невзлюбила Анастасию, в то время как его шурин
был просто губ и дерзок с новым секретарем - до тех пор пока однажды Истклиф
не отвел шурина за конюшню, где избил его до полусмерти. Но меньше чем за
месяц Анастасия завоевала симпатию их всех; что же касается Истклифа, тот
попросту пал к ее ногам, как старый суковатый дуб. В его жизни были женщины,
достаточное количество женщин, но до сих пор они были просто любовницами:
плантация была его единственной любовью. И только. Через два месяца
Анастасия стала его личным секретарем, потом стала его женой, и сумерки его
жизни осветились ее солнцем, превратившись в день.
Истклиф проснулся на рассвете. Сефира уже поднялась и занималась
делами. Она приготовила на камбузе кофе и, заметив, что он поднялся и встал,
принесла ему чашку, смущенно улыбаясь.
- Доброе утро.
Кофе ничем не напоминал по вкусу тот напиток, который он готовил себе
сам. И этому он был благодарен. Кофе был крепкий, но ничуть не горький, и
молока Сефира добавила в самый раз, чтобы придать цвет.
- Как ты узнала, что я пью без сахара? - спросил он, сидя боком на
своей раскладной кровати и установив чашку на колене.
- Вы не похожи на человека, который пьет кофе с сахаром.
- И на кого же я похож?
Она улыбнулась.
- На самого себя.
Первые лучи восходящего солнца, мгновенно и неожиданно залившие речную
гладь и превратившие серую палубу катера в золото, унесли глубину и
интенсивность ее черноты, подчеркнув неизученную пока еще особенность
пигментации кожи расы эбонисов, из-за которой их кожа казалась не совсем