"Карл Густав Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления " - читать интересную книгу автора

и, постукивая, повлек меня к головокружительным вершинам. Все новые и новые
пропасти и дали открывались перед мною, пока наконец мы не остановились
наверху, где воздух был необыкновенно прозрачен, а вид сказочно прекрасен.
"Да, - думалось мне, - это и есть настоящий, тайный мир, в котором нет ни
школ, ни учителей, ни неразрешимых вопросов, - в нем просто нет вопросов". Я
ходил по тропинкам осторожно, чтобы не сорваться с какого-нибудь из
многочисленных обрывов. Все вокруг было преисполнено величавой
торжественности, и я чувствовал, что здесь должно быть почтительным и
молчаливым - в этом Божьем мире. Эта поездка была самым лучшим и ценным
подарком из всего, что когда-либо дарил мне отец.
Впечатление было столь сильным, что затмило в моей памяти последующие
годы. Но и "номер 1" тоже получил свое во время этого путешествия: его
впечатления сохранились у меня на всю жизнь. Я и сейчас все еще вижу себя
такого взрослого и независимого, в жестком черном кепи с тросточкой. Я сижу
на террасе одного из роскошных отелей, у озера Люцерн или в прекрасных садах
Витцнау, пью утренний кофе с круассанами за маленьким, застланным
белоснежной скатертью столом под полосатым навесом, сквозь который
просвечивает солнце, - я обдумываю, чем бы заполнить этот длинный летний
день. После кофе я обычно спокойно и неторопливо шел к пароходу, который
отвозил меня к подножию тех самых гор с пылающими ледниковыми вершинами.
Многие десятилетия этот образ вставал у меня перед глазами, когда я
уставал от работы и пытался немного рассеяться. В реальной жизни я обещал
себе это великолепие снова и снова, но не смог сдержать обещания.

После этого первого сознательного путешествия последовало второе, год
или два спустя. Отец отдыхал в Захсельне, и я навестил его; он рассказал,
что подружился там с католическим священником. Это показалось мне
исключительно мужественным поступком, и втайне я восхищался храбростью отца.
Тогда же я побывал во Флюэ, в убежище св. брата Клауса, где находились его
мощи. Меня очень интересовало, откуда католики узнали, что он был святым.
Может быть, он все еще бродил где-то поблизости и сообщил об этом людям?
Genius loci (дух места. - лат.) подействовал на меня так сильно, что я
смог
не только представить саму возможность жизни, столь беззаветно посвященной
Богу, но даже, не без внутреннего содрогания, понять ее. Однако у меня
возник еще один вопрос: как жена и дети могли терпеть такого святого мужа и
отца, ведь именно слабости моего отца были источником моей любви к нему?
Ответа у меня не было. "Да, - рассуждал я мысленно, - кому под силу жить со
святым? Наверное, он сам понял, что это невозможно, и потому стал
отшельником. Однако келья его находилась недалеко от дома, - эта мысль
показалась мне удачной. Очень разумно в одном доме иметь семью, а жить на
некотором расстоянии в хижине, с грудой книг и письменным столом. Я жарил бы
каштаны и готовил на очаге суп, поставив его на треножник. Как святой
отшельник, я мог бы больше не ходить в церковь, зато имел бы свою личную
часовню.
В задумчивости я поднялся на холм и уже собирался возвращаться, когда
слева появилась тоненькая девичья фигурка, в местном наряде. Эта была
девушка, приблизительно моего возраста, с миловидным лицом и голубыми
глазами. Мы вместе спустились в долину - так, будто это было для меня самым
обычным делом. Прежде я не знал никаких других девушек, кроме моих кузин, и