"Карл Густав Юнг. Об индийском святом" - читать интересную книгу автора

потому, что ведь таким же образом существует и черная ткань). Вообще в Индии
видишь так много всего, что в конце концов начинаешь хотеть видеть хоть
чуть-чуть меньше, и чудовищная пестрота местностей и людей возбуждает тоску
по чему-то совсем простому. И это простое есть: оно пронизывает душевную
жизнь Индии, как аромат или мелодия; оно повсюду все то же, но никогда не
бывает монотонным, а всегда бесконечно разнообразно. Чтобы его узнать,
довольно прочесть какую-нибудь из Упанишад или несколько бесед Будды. То,
что звучит в них, звучит всюду, отражается в миллионах глаз, проявляется в
бесчисленных жестах, и нет такой деревушки или тропинки, рядом с которыми не
стояло бы раскидистое дерево, в тени которого Я размышляет о своем
собственном упразднении, топя мир многих вещей во Вселенной и Всеедином
бытии. Этот зов был до того ясно слышен мне в Индии, что вскоре я уже не мог
избавиться от ощущения его убедительности. Поэтому-то я был совершенно
уверен в том, что никто не в состоянии достичь большего, и менее всех - сам
индийский мудрец; и если бы Шри Рамана высказал нечто не согласующееся с
этой мелодией или претендовал на большее знание, то этот просветленный
человек в любом случае был бы неправ. Руководствуясь этой не требующей
усилий, климатически соответствующей зною Южной Индии, аргументацией - если
святой прав, то он воспроизводит древний мотив Индии, а если от него исходит
что-то другое, то он неправ, - я без сожалений удержался от визита в
Тируваннамалаи.

Сама неисчерпаемость Индии позаботилась о том, чтобы я все-таки
повстречал святого, и притом в более подходящей мне форме, т.е. не нанося
ему визита: в Тривандраме, столице Траванкора*, я познакомился с учеником
Махариши.

* Ныне столица штата Керала на самом юге Индии, еще южнее
Тируваннамалаи (штат Тамиланд).

Это был скромный мужчина, по своему социальному положению
соответствующий учителю младших классов, живейшим образом вызвавший в моей
памяти того сапожника из Александрии, которого (в романе Анатолия Франса) в
качестве примера еще большей святости приводил святому Анатолию ангел. Как и
тот, мой маленький святой имел перед большим то преимущество, что воспитал
многочисленных детей и с особенным рвением заботился о том, чтобы его
старший сын мог учиться. (Я не стану вдаваться здесь в обсуждение связанного
с этим вопроса о том, всегда ли святой мудр, и наоборот, все ли мудрецы
непременно святы. В этом отношении имеются некоторые сомнения). Во всяком
случае, в этой скромной, любезной, детски благочестивой натуре я увидел
человека, который, с одной стороны, с полной самоотдачей впитывал в себя
мудрость Махариши, а с другой - превосходил своего учителя тем, что помимо
всякой учености и святости "вкушал" также и "от мира сего". Я с большим
чувством благодарности думаю об этой встрече - ведь ничего лучшего со мной
не могло и случиться. Дело в том, что только мудрец или только святой
интересуют меня примерно столько же, сколько какой-нибудь редкостный костяк
допотопного ящера, который совсем не может растрогать меня до слез. Зато это
дурацкое противоречие - между отвратившимся от майи бытием в космической
самости и милыми слабостями, которые, суля обильный урожай, погружены
множеством корней в черную землю, чтобы на все будущие времена повторять,