"Зиновий Юрьев. Финансист на четвереньках" - читать интересную книгу автора

получаешь. Он уже давно устал прислушиваться к зловещим стукам и хрипам в
моторе - синкопированному аккомпанементу старости.
Но страшно было подумать, что и водитель - его голова, его мозг - тоже
попадет на свалку вместе с разбитым кузовом. Всю жизнь его мозг работал,
как изумительная вычислительная машина. Он вводил в нее понятие "тысяча
долларов", и машина выбрасывала точный рецепт, как превратить его в две
тысячи. В двадцать девятом году его голова, подобно невероятно
чувствительному сейсмографу, ощутила первые микроскопические толчки
приближавшегося биржевого краха, и "черную пятницу" он встретил во
всеоружии, надежно превратив все ценные бумаги в наличность.
Он никогда бы не смог точно определить, что это были за толчки, по он
обладал способностью чувствовать приближающуюся опасность руками, спиной,
всем телом, всем своим существом. Наверное, когда-то, тысяч пятьдесят лет
тому назад, так определял крадущуюся во тьме леса угрозу его какой-нибудь
далекий предок. За эти пятьдесят тысяч лет охотничью палицу сменил
телефон, а медвежью шкуру - дакроновый костюм. Но рефлексы остались теми
же...
А потом, с тех пор как тридцать с лишним лот тому назад десять
миллиардов клеток его мозга решили, что сухой закон в Соединенных Штатах
обречен, Гроппер окончательно привык доверять своей голове. Тогда он
вложил все свои деньги в шотландское виски - в миллионы бутылок: в
четырехгранные "Джонни Уокер", в массивные "Баллантайн", в круглые "Хейг".
Стеклянная артиллерия была приведена в полную боевую готовность, и, как
только сухой закон был отменен, одновременный залп из миллионов горлышек
по американскому рынку принес ему два с лишним миллиона долларов.
Такой мозг нельзя было не любить - он был чудом природы, совершеннейшим
аппаратом по изготовлению денег. Гроппер никогда не был промышленником. Он
всегда парил в высших финансовых сферах, куда могли подниматься лишь самые
изощренные умы. Он парил, используя восходящие и нисходящие потоки,
выжидая момент, когда можно камнем броситься вниз и вонзить когти в еще
трепещущее тело конкурента.
Как они просили тогда, в тридцать шестом, в Чикаго, хоть на месяц
отсрочить платежи! Он мог бы, конечно, отсрочить их и на год и на два, но
тогда у пего бы не оказалось сорока акров драгоценной городской земли,
купленной у них за бесценок. Нет, не драгоценной. Драгоценность - это
нечто постоянно ценное, а стоимость этих акров росла вместе с городом. Три
года, пока ему принадлежал участок, он чувствовал себя отцом, у которого
растет прекрасный сын. Он продал сына в тридцать девятом, когда в Европе
началась война. Дитя принесло ему почти полтора миллиона.
Сила каждой машины кроется в ее специализации. Голова Гроппера была
высокоспециализированной машиной. Ее работе не мешали эмоции - у него их
не было. Он кончил колледж и, разумеется, слышал такие слова, как любовь,
жалость, дружба, благородство, самопожертвование. Но если он и знал эти
слова, то скорее с точки зрения орфографии, смысл же их был для него
несколько туманен и бесконечно далек, как смысл математических абстракций.
Пожалуй, даже меньше. Ибо в математике есть холодная логика, эмоции же -
нелогичны. Они вносят хаос. Эмоция - убежище слабых.
Он не раз предавал и продавал партнеров, и когда они, нищие и
раздавленные, приходили к нему со словами упрека и мольбой о великодушии,
он приказывал не пускать их. Пять минут бессмысленного разговора были бы