"Зиновый Юрьев. Черный Яша (Сборник "Операция на совести")" - читать интересную книгу автора

- Какие формулировки, - фыркнул я. - Ты, однако, смела не по чину.
- Это отчего же? Скорее, наоборот. Это вы, карьеристы, трясетесь, как
бы какая-нибудь аморалочка не бросила тень на девственную белизну ваших
анкетных покрывал, а нам, секретаршам, пролетариям канцелярского труда,
бояться нечего. Для нас открыты все пишущие машинки, от ЖЭКа до
министерства.
Я остановился.
- Галочка, какое у тебя образование?
- Десять классов, - гордо вскинула она голову.
- Молодец! Самое умное, что ты сделала до сих пор в жизни, не считая,
конечно, нашей сегодняшней прогулки, - это то, что не пошла в институт.
Десять классов - такая редкость, такое необыкновенное образование сразу
привлекает всеобщее внимание в наш век повальных вузов. Видишь, вон и
товарищ Винер согласен со мной. - Я кивнул на портрет отца кибернетики,
который подслеповато щурился на нас со стены.
- Да, - сказала Галочка, - я всегда советуюсь с ним.
Мы вошли в нашу триста шестнадцатую комнату. Пахло невыветрившимся еще
табачным дымом, спиртом, на полу по-прежнему валялся разбитый осциллограф.
Похоже было, что наша Татьяна Николаевна тоже выпила сегодня. Трезвая, она
бы никогда не ушла из лаборатории, оставив такой чудовищный беспорядок.
Я подошел к печатающему аппарату - ничего.
- Яша, - сказал я, - я вернулся. Вдруг наш малыш захочет что-нибудь
сказать мне, а никого нет рядом...
И подумал, каким нелепым сюсюканьем должны показаться мои слова
нормальному человеку. Я бросил виноватый взгляд на Галочку. Но Галочку,
видимо, не смущало лопотанье взрослого кретина. Она даже кивнула мне,
давая почувствовать, что все понимает и все одобряет. Я смотрел на ее
задумчивое прекрасное лицо и ждал. Не знаю, ее ли слов или Яшиных. Я
просто ждал. Но, несмотря на ожидание, треск печатающего устройства
заставил меня вздрогнуть. Я прочел вслух:
- Почему ты все время уходишь от меня?
Я не очень сентиментален от природы и не более чем среднестатистически
слезлив. Но восьмого восьмого восемьдесят восьмого я выплакивал свою
квартальную норму. Слезы навернулись на глаза, на горло кто-то надел
кольцо. Я смотрел на слова, отпечатанные металлическими литерами, и слышал
голос обиженного мальчугана, маленького человеческого зверька, которому
хочется, чтобы на узенькой его спине лежала тяжелая и успокаивающая рука,
вселяла спокойствие и защищала от пугающей огромности мира, в котором он
так ужасающе мал.
Конечно, скажете вы, это была моя фантазия. Я наделял, усмехнетесь вы,
машину своими чертами и представлениями, как древние наделяли ими своих
богов. Но все дело в том, что уже тогда я знал: Черный Яша не машина. Мало
того, я начал догадываться, что мне не нужно было наделять его своими
качествами, ибо - хорошо это или плохо - я уже вложил в него частицу себя,
своего характера, своей души. И понял я это именно сейчас.
Я ненавидел, когда меня, маленького, оставляли одного. Наверное, я не
знал в три года слова "предательство", но когда мама, поцеловав меня,
обещала, что скоро придет, я чувствовал себя бесконечно заброшенным. И
поэтому всегда говорил ей: "Почему ты все время уходишь от меня?"
И вот через двадцать шесть лет я снова пережил свое детское отчаяние и