"Леонид Абрамович Юзерович. Клуб "Эсперо" (Повесть) " - читать интересную книгу автора

любой неожиданности. Это Вадима Аркадьевича раздражало. И долетавшее из
ванной комнаты шумное фырканье, которое неизменно сопровождало водные
процедуры сына, тоже казалось неестественным, деланно-мужским, лишним для
пятидесятилетнего отца семейства. Господи, ну зачем он так шлепает себя по
груди?
С оглушительным стуком ложилась на стол крышка чайника, сын открывал
кран на полную мощность, но не сразу подставлял чайник под струю,
пропускал застоявшуюся в трубах воду. С полминуты она хлестала в раковину.
Такую воду невестка считала вредной для здоровья, и, наверное, правильно
считала, но Вадим Аркадьевич уже не мог успокоиться: домашние вызывали
почтя ненависть, раздражали их пустячные заботы, привычки, так и не
ставшие его привычками. Он их всех любил - и сына, и внука Петьку, и даже
невестку, и они его любили, но это нескончаемое раздражение, эти цепляющие
одна другую обиды тянулись вот уже второй год, с тех пор как у Вадима
Аркадьевича умерла жена и после обмена стали жить вместе в трехкомнатной
квартире.
Чтобы отвлечься, он стал думать о близком лете, о том, как поедет на
Сылву, будет рыбачить со своей старой надувной лодки, склеенной из
автомобильных камер, и постепенно отлегло от сердца. Кроме того, вспомнил,
что сегодня у него есть дело: невестка просила зайти в школу, посмотреть
Петькины оценки - середина мая, учебный год кончается. Наступающий день
уже не казался таким безнадежно пустым, и он бодро начал одеваться,
предвкушая не просто прогулку, а прогулку с целью, дело.
Школа, где учился внук, помещалась в здании бывшего Стефановского
училища, в центре города. Вадим Аркадьевич вошел в учительскую и сразу
увидел Майю Антоновну, Петькину классную руководительницу; она сидела у
окна, разговаривая с каким-то стариком, тоже, наверное, чьим-нибудь дедом.
Старик был в расстегнутом плаще из мягкой серой ткани, в белом офицерском
кашне. Держался он величаво, сцепив руки на поставленной между колен
палке - большеносый, совершенно лысый, с бескровными тонкими губами,
придававшими его лицу выражение высокомерной брезгливости. Вадим
Аркадьевич хорошо знал это выражение, одно время у него самого появилось
было такое же. Оно возникало у стариков с плохо подогнанными челюстными
протезами, но со временем прирастало к лицу, становилось вечной, хотя и
нечаянной гримасой, обманчивой и потому особенно неприятной.
Поздоровавшись, Вадим Аркадьевич привычно достал из шкафа классный
журнал, раскрыл, нашел в столбике фамилий свою - Кабаков. Учился Петька
так себе - тройки, четверки. Перелистнув несколько страниц, Вадим
Аркадьевич поймал себя на мысли, что успеваемость внука перестала его
интересовать. Зато очень хотелось послушать, о чем разговаривает Майя
Антоновна с этим стариком. Жаль было ее, такую молодую и славную, всегда
занятую, не успевшую даже выйти замуж. Что он ей втолковывает? Учит, как
детей воспитывать? Но вот заговорила Майя Антоновна, и ее собеседник,
слушая, со старомодной вежливостью склонил голову. Может быть, он был
глуховат, но Вадим Аркадьевич заподозрил здесь другое. Он и сам старайся
быть старомодным, так же склонял голову, употреблял выражение вроде
"будьте любезны", мог даже поклониться или пропустить кого-нибудь в дверях
не просто, а с неким торжественным простиранием руки, словно всю жизнь так
поступал и донес эти привычки до нынешнего времени сквозь все те времена,
когда подобные жесты и выражения отнюдь не были в чести. На самом же деле